Солнце пекло как подобает в полдень – в такую погоду с работой бы перегодить, да вот обстоятельства не позволяли крестьянам отдыхать. А вот освежиться знаменитой на все село холодненькой антоновской брагой, от которой лаже поутру не болеешь, сколько ни пей – дело святое.
– Да и вы подходите, мужики, порадуйтесь со мной.
Что ж, охотно стянулись работники к бурдюку. Приложился каждый.
– Ну а теперь пора мне. Бывайте.
Проскакав несколько метров, Антонов остановился и обернулся. Он видел, как поначалу напившиеся отвара мужики побросали косы и уселись на земле под недоуменные взгляды баб. Потом стали вставать и… о, чудо – что начало с ними происходить. Они взяли косы, но уже не чтобы косить, а чтобы приструнить баб, снующих туда-сюда и подгоняющих их на работу. Те с визгом бросились врассыпную. Мужики носились с косами по полю, рычали, переворачивали собранные снопы, рвали на себе рубахи, вонзали косы и серпы в землю… Антонов довольно ухмыльнулся и поскакал дальше.
На молотилке в селе меж тем появился Токмаков с Николаем – дед Никиты заведовал общественной молотилкой в Кирсанове, и тоже пользовался значительным весом среди крестьян. Поутру те, кто решил сдать хлеб, потянулись сюда – чтобы смолоть остатки и хоть что-то, по возможности, сэкономить на долгую зиму. Появление Токмакова было здесь кстати. Решили не агитировать, а сразу перейти к делу – лишние слова здесь были ни к чему, тем более в исполнении отставного царского офицера. Для этой цели – чтобы опоить народ – Николай Степанович прикинулся пьяным и сидел на лавочке подле мельницы, поплевывая семечки.
– Здорово, Николай, – говорил Антон Саяпин, кланяясь в пояс старшему товарищу. – Чего не трудишься?
– А, не хочу. Голова болит.
– Похмелье никак?
– Да есть немного.
– Так поправь здоровье-то. Ты нам сегодня живой нужен, сам видишь сколько молотить надо, – Антон показал рукой на воз, что притащила с собой его тощая вьючная лошаденка.
– Рад бы, да не с кем. Один, вишь, не могу. – Николай достал из-под лавочки фляжку и протянул Антону. – Давай, Антонушка. Помираю. А так раньше начнем, раньше кончим.
– Эх, – недовольно оглянувшись по сторонам, крестьянин отхлебнул чудесного отвара. Вскоре к нему присоединилось еще несколько человек из села.
– Давайте, робята, давайте. Выпьем напоследок. Как-никак надолго с сытой жизнью теперь расстаемся…
Такими темпами спустя несколько минут человек 10–15 были в том же состоянии, что и полевые косцы – они начали бегать по мельничному подворью, рычать, переворачивали возы и тюки с хлебом, ломать заборы, рвать рубахи, рубить лавочку, гонять коней, в ужасе драпающих от разбушевавшихся хозяев…
Подоспевшая группа крестьянского актива – члены сельсовета во главе с Иваном Расстегаевым, тоже привезшие хлеб на молотилку – были поражены увиденным. Настало время появления Токмакова. До этого сидевший внутри и наблюдавший за всем со стороны, поручик вышел из мельничного ангара и направился навстречу вновь прибывшим с распростертыми объятиями и с очередной фляжкой в руках.
– Здравствуйте, гости дорогие… – радушно начал незнакомец.
– Здравствуйте, а что здесь происходит?
– Решили, значит, сдачу хлеба отметить. Вот и вас приглашаем – будьте ласка, с нами.
– Мы пить не будем. А вы кто такой?
Токмаков подошел ближе и обнажил револьвер.
– Кто я такой, ты после узнаешь, рожа большевистская. А пока пей, тебе сказано.
Иван отшатнулся, но Токмаков опередил его – выстрел был почти неслышен из-за рыка и нечленораздельного чавканья, издаваемого пьяными селянами. Согнувшись пополам, председатель сельсовета свалился к ногам поручика.
– Ну-с, кто еще не хочет с нами радость разделить?
Крестьяне не поняли коварного замысла царского офицера – и принялись, на страх и на совесть, хлебать из поднесенного им сосуда. Николай подбежал к Токмакову и указал на труп Ивана:
– Что делать с ним, Ваше благородие?
Токмаков посмотрел на ангар молотилки. Кивнул на него головой. Николай понял и схватил труп за ногу. Токмаков взглянул на диск солнца – скоро он сядет, и начнется самое интересное.
Никита с Ингой загулялись – сказалась усталость и свежий лесной воздух, от которого всегда хочется спать. Под убаюкивающий голос Никиты девушка уснула, он подхватил ее и понес в деревню, как вдруг натолкнулся на невесть откуда взявшегося Велимудра.
– Куда ты ее?
– Домой.
– Не надо.
– Почему?
– Ее пока в деревне не видели, и не надо. Неси ко мне. Я в сел пойду до утра, а вы вдвоем у меня отсидитесь. Так лучше будет. Сегодня там начнется что-то…
– Послушай, мы же решили, что все это надо остановить.
– Сейчас не выйдет. Да и не опасно все еще. Я сам тебе скажу, когда время придет. А пока посиди у меня, так лучше будет.
Никита не стал перечить – отнес Ингу в избушку старца, уложил на печку, укрыл потеплее и сел за стол, неотрывно глядя на нее. Да знать и сам утомился стихи-то читать – минуту спустя он уронил голову на сложенные на столе руки и уснул спокойным сном младенца…