Тухачевский против зомби

– А, понимаю, дело молодое… А я вот тоже… обход делаю… Думаю надо ближе к железке пост регулярный поставить, как считаешь? Чтоб сообщение контролировать?

– Мысль дельная.

– Завтра же и поставим.

Повисла нежелательная пауза.

– Ну мы пойдем, – нашелся Никита и удалился в сторону дома Велимудра, увлекая девушку за собой. Антонов посмотрел им вслед и протянул сквозь зубы:

– Не нравится он мне, ох, не нравится…

– Да полно Вам, Ляксандр Степаныч, – ласково обвила его шею руками Наталья Катасонова. – В такую ночь все о долге забыть не можете. Будет, утром с недругами разберетесь. А пока – мое время…

С этими словами молодая вдова жарко впилась в губы боевого командира, стараясь восполнить недостаток любви, столь остро переживаемый ею последние годы.

Никита с Ингой же дошли до самой избы Велимудра.

– Ну и что?

– Что?

– Мы же собирались бежать!

– Какой теперь бежать – Антонов нас видел. Если утром он нас вдруг не досчитается, тут такое начнется. Нагонят вмиг, да еще и деда убьют. Я этого не хочу.

– И что теперь делать – сидеть тут до второго пришествия?

– Не перегибай. Завтра что-нибудь придумается.

– Да что придумается?! – Никита давно заметил, что девушка в стрессовой ситуации может повести себя более или менее спокойно. Но после того, как ситуация минует, ей непременно надо дать волю эмоциям. То же самое, вопреки здравому смыслу, происходило сейчас с Ингой. – Ты собираешься сидеть и ждать, пока они и правда власть во всей губернии захватят?!

– Да очнись ты! – его нервы сегодня тоже были на пределе, как и все последние дни, и потому он перешел на повышенный тон в разговоре с девушкой. – И так всем известно, любому школьнику из курса истории, что власть на Тамбовщине временно перейдет в руки Антонова и его банды!

Инга сейчас не понимала, что он говорит – ей казалось лишь, что в его словах содержится жуткая крамола и контрреволюция, и потому от переполнившей ее обиды она что было сил ударила юношу по лицу. Последний же, несмотря на юный возраст, достаточно неплохо умел обращаться с женщинами – и виной тому была она сама (ну или ее альтер эго из XXI века). А потому он совершенно спокойно притянул ее к себе и поцеловал в губы. Не помогло – опять пощечина. Никита хоть комсомольцем и не был, а легких путей не искал – и снова поцеловал девушку с жаром, с юношеской страстью. Помогло…

А минуту спустя любовники уже отдались на волю своих чувств. Словно не было между ними этих ста лет и тех ничтожных – по сравнению с тем, с чем они столкнулись теперь, – противоречий, что разделили их в 2017 году. Словно были только два молодых тела, искренне жаждущих любви и ласки, подавляемая в течение всего дня страсть, и жажда жить. В такие минуты любовь сильнее, страсть жарче, и потому неистовее совокупления тех, кто или вот-вот должен умереть, или является объектом погони. Они сейчас не знали, что будет завтра – да какое там, смерть могла настигнуть их в любую минуту, тем более, что встретили они ее только что и только что с ней же разминулись. Но не думали сейчас об этом ни Инга, ни Никита. Не думали, отдаваясь первородному греху. И не думали, засыпая в нежных объятиях друг друга посреди большой, заросшей травой, поляны…

Товарищ Рожкалнс в тот вечер пришел домой особенно поздно и особенно пьяным. Ему повезло – идя сквозь деревню, он не встретился ни с кем из селян: списал на то, что поздно и все спят, хотя в действительности дом Нинки стоял далеко от дома Николая Степановича, и потому Эрнест Эрнестович просто по определению ни с кем не столкнулся. Как всегда сумбурно разделся и упал без сил на кровать. А утром все так же, инерциально, приволок ноги в ЧК. Когда же стал подходить к старому кладбищу, завидел возле ворот служебной избы несколько человек. Сначала списал на пьянку – не верил он своим глазам: перед ним стоял сам Антонов, которого он видел несколько дней назад, а рядом с ним – царский поручик. «Совсем ошалел от безнаказанности, – подумал Рожкалнс. – Здесь ЧК или институт благородных девиц? На этот раз точно застрелю».

Подойдя ближе, он увидел, что вместе с царским офицером и Антоновым пришло человек 20 крестьян.

– Вы бы спрятали револьвер, товарищ Рожкалнс, а то людей напугаете, – ухмыляясь, произнес Антонов.

– Вот только с вами двумя покончу и спрячу, – храбрился Петерс, хотя непонимание происходящего – первая причина беспокойства – уже поселилось в нем.

– Что ж, тогда придется вперед с ними, – Токмаков кивнул на пришедших с ними крестьян. – В свой народ будете стрелять?

Чекист замешкался.

– Ты вот что, Эрнест Эрнестович, – участливо говорил Антонов. – Ты бы по своей связной машине телеграмму передал, да мы бы и оставили тебя…

– Чего захотел!

– Зря. Зря упираешься. И не знаешь поди, что в деревне происходит?

– Что ты имеешь в виду? – самообладание окончательно оставило чекиста. Антонов сплюнул под ноги и повернулся спиной, удаляясь от бывшего боевого товарища.

– Стоять! – заорал Рожкалнс и вскинул револьвер. Но пуля Токмакова снова опередила его. Видевшие все крестьяне уже начали пускать слюну, но Антонов остановил их: