Тухачевский против зомби

…-Что же, товарищи крестьяне, прибыла наша основная группа, – вещал Краузе, стоя перед собравшимися селянами. – Пришла пора вам выполнить данное обещание и сдать хлеб.

Весь день продотрядовцы проспали в амбаре и сейчас, спросонья, поведение селян, как-то чудно смотрящих на них, и издающих рычащие звуки не показалось им странным – ничего не успели понять. Только баба с ужасом заметила, что у некоторых изо рта идет пена, а у некоторых даже кровь. Дед Матвей увидел топорщащиеся пазухи свиток и рубах некоторых крестьян и все понял, но было уже поздно.

– Шиш тебе, а не хлеб! – раздался вдали голос. Все обернулись – восседая верхом на буйном вороном скакуне, облаченный во френч без погон и кожанку, сжимая в руках револьвер вещал во весь голос народный мститель Александр Антонов. И без зелья в такую минуту мало бы нашлось людей, что не ответили бы на призыв мужественного человека, противопоставившего себя всей власти, целой государственной машине. – А ну-ка братцы, покажем этим чужеедам, как наше отымать!

И бросился прямо на продотрядовцев. От ужаса те даже не успели похватать маузеры – как головы Краузе и Машки разлетелись от метких выстрелов бывшего красного комиссара. Это был сигнал для остальных – сминая и топча комитетских, буйные крестьяне ринулись на них. Они давили их руками, выталкивали глаза из орбит, рвали тела как мягкий пластилин на куски и швыряли в разные стороны.

Подоспел Токмаков.

– Оружие к бою! – крикнул сияющий георгиевскими лентами поручик, но Антонов остановил его.

– Оно им не нужно, Петр Михайлович. Смотрите, как волна народного гнева сметает ненавистную красную гидру!

Токмаков смотрел, как крестьяне рвали комиссаров – так, как это делают дикие звери. В их движениях, как правило, нет злобы – они совершаются с целью утолить голод. И потому хищник убивает жертву целенаправленно, осознанно, со знанием дела – он просто не может оставить ее в живых. Мысленно Токмаков возблагодарил своего родителя за чудесное зелье, но в душе ему было немного страшно…

Велимудр вернулся в хижину затемно – Никита с Ингой спали, но при появлении старца проснулись.

– Ох, простите старика, не хотел будить.

– Пустое, – потянулся Никита. В жестах читался ребенок – а кем еще мог быть молодой человек всю жизнь проживший под родительским крылом и только сейчас оказавшийся лицом к лицу с жизнью во всем ее ужасном проявлении? – Что там в деревне?

Велимудр улыбнулся.

– Все хорошо, всех красных перерезали.

– Как? – вскинулась Инга и слетела с печи.

– Да ты не сипити, так и должно быть.

– Как вы можете… вы…

– Успокойтесь, – Никита обнял Ингу за плечи. – В селе восстание крестьян. Нам нужно выбираться, чтобы сообщить в центр.

– Но… но…

– Послушайте, мы не можем вдвоем вступить в схватку с разъяренной деревней! И своей смертью мы ничего не докажем! Нужно идти за помощь, причем в обстановке полной конфиденциальности!

– Вы что, в заговоре?

– Если бы я был в заговоре, я бы убил Вас…

– Почему мы не можем вступить в схватку? Мы обязаны! Честью и памятью наших товарищей…

– Вот что. Пойдемте сейчас в село и сами все увидите… Только, тужурку и платок оставьте здесь – Вас там еще не видели и, поверьте, соблюдение осторожности пойдет нам на руку.

Инга посмотрела на старика. Он согласно кивнул.

– Хорошо, – сказала она. – Но револьвер я возьму с собой.

– Это ваше право…

Держась за руки, юноша и девушка пошли через лес в село. Придя туда, они застали ужасающую картину – то здесь то там валялись пьяные селяне. Они издавали звуки – не слова, а именно звуки, – похожие на рычанье медведя, сдуру напившегося медовухи. Лица и руки людей были измазаны кровью. В центре села, в одном из дворов, полыхал большой костер – на его свет Никита повел Ингу. Вскоре пришли – и, к удивлению Никиты, в дом его деда. Вошли во двор – здесь был накрыт огромный длинный стол, за которым уместилась едва ли не вся деревня. Все пили, веселились, ели мясо…

– О, внучок, заходи, – Николай поспешил навстречу своему потомку. – Барышня с тобой… Красивая…

Сидевшие во главе стола Антонов и Токмаков с недоверием посмотрели на Ингу.

– Кто это? – спросил Антонов у Никиты, когда они уселись за стол рядом с боевыми командирами.

– А… из Каменки… в лесу встретил, лошадь поила…

– Ну ладно.

– А что это? – спросил Никита, когда дед поставил перед ним плошку, доверху наполненную отменным ароматным рагу с мясом.

– Мясо, не видишь, что ли?

– Откуда оно? Сейчас, летом? – Обычно в деревнях скотину резали только зимой, а сейчас… – Зарезали кого, что ли?

– Точно, зарезали. Да так хорошо, много… – дед с ухмылкой взглянул на котел, что кипел на костре – том самом, что был разведен посредине его двора. Никита с Ингой с ужасом увидели оттуда торчащие человеческие лытки. Инга вскрикнула и уткнула лицо в плечо Никиты. Николай, Антонов и Токмаков весело смеялись дедовской шутке. В глазах их отблесками костра трепетал дьявольский огонь.

Глава восьмая – о том, как одна власть сменяет другую