Цветные рассказы. Том 1

Почему так случается, что некоторые люди всегда и во всем виноваты? Что бы они ни делали. Маринка безответная, не базарная, не наглая. На сцене часто плачет. Глаза, ах, какие у нее глаза! Грустные, наболевшие. Такую пнуть – самое простое. Милое дело. Елена Евстафьевна, видимо, тоже поучаствовала, бросила, наверное, мимоходом… Типа – «Не такая простая эта тихоня, как вы думаете. Где бы она ни появилась – всегда что-то случается. Может, нехорошо так говорить, а ведь собственного ребенка выносить не смогла. На мужа прожектор агроменный упал. А теперь что с этим Тёмой? – совсем, говорят, свихнулся Тёма. И мать евонная, Калерия Ивановна, тоже невесткой недовольна. Не знаю, что промеж них там между собой… Но матери виднее, мать всегда права, материнское сердце чуткое, оно всегда разглядит, где обман, где правда. Ведьма она, Маринка ваша. И не защищайте… Цыганская кровь. В тихом омуте… Вот и сейчас с этими, с Вольфом и Настенькой… Достойные, между прочим, люди. А эта, прости господи, чего она там намутила? Потому и пошло у них все наперекосяк».

А ведь действительно – наперекосяк. Вначале письма пошли. Все больше Насте. От ее взволнованных поклонников. Некоторые – довольно хамоватые. И несправедливые… Ругали… Даже называли «жидовской подстилкой». Настя удивлялась, но не особенно реагировала на это. В общем, – относилась философски. Слово «подстилка» ей даже немного импонировало. В этом есть что-то волнующее. А «жидовская»… Непонятно, кого они имеют в виду? Если Даня, так мы с ним расстались, а Вольф Янович… Так Бельский – скорее польская фамилия.

Потом Вольф как-то объяснился с Лизой. Лиза публично рыдала. Бегала по театру, заламывала руки. Всем рассказывала, как плачет и надрывается ее бедная душа… Не в силах вынести разлуки с любимым. Особенно жалели ее заслуженные и народные. Стали откуда-то появляться, ходили по рукам фотографии заслуженной и незаслуженно обиженной артистки – заплаканная, навзрыд, навзрыд. Вот фото у мостика «бедной Лизы» под Эрмитажным переходом, белый Лизин шарфик на черных перилах, ведущих к черной воде и неясная фигурка убегающей Лизаньки Шибановой в каракулевой шубке, убегающей, убегающей по белому, по белейшему свежему снежку – как трогательно! Высокие чувства! Устроили Лизе выступления – концерты, телевидение – чтение стихов, все больше об опустошенной душе, о рухнувших чувствах… «Нельзя сначала убивать, потом шептать: «Я не нарочно!»[33]. «Сложить его одежду, вспомнить лето, сесть у окна, задуматься, всплакнуть, спросить у Господа – «За что мне это?», во лжи, измене с болью утонуть»[34]. «О как же больно сжалось сердце лишь от мысли, что дело рук твоих удар исподтишка, что сил хватило нанести мне в спину выстрел, а сил в лицо ударить – нет, тонка кишка». «Я тебя разлюбил…» – ты сказал неожиданно строго, сбросив чувства с плеча, как давно надоевший рюкзак…»[35]. «Ты сорвал оболочку с души и другую назвал дорогою… Ну, а мне-то что делать, скажи?! Кто сердечко мое успокоит?»[36]. Имя Бельского конечно на выступлениях не упоминалось, но всем стало понятно… Культурный Ленинград только об этом и говорил. Представляете, Фортинбрас ушел от Шибановой к Шитиковой. Да нет, не к Шитиковой… К Лаврентьевой… или к Даниловой-Данилян… Но Шитикова тоже какое-то отношение к этому имела. Цыганка… Что-то наколдовала, без нее никак не могло обойтись.

А потом узнали, что Даня, Настин муж, тоже очень переживает. Сильно, видать, привязан к ней. Понимает, да что понимает – точно знает, что за тягучим голосом и живой непосредственностью белокурой красавицы скрыты особые женские таланты. Не может он, Даня, не представляет, как дальше будет он жить без Насти, не нужна ему такая жизнь, не освещенная больше сиянием его большой любви. Говорят, болел Даня, тяжело болел, пытался даже руки на себя наложить. Так говорят. Может и врут. Наговаривают. Но переживал Даня сильно – это точно известно.

– Послушай, что ты несешь, при чем тут Шитикова?

– А черт ее знает. Может, Вольф переспал с нею, может, и наоборот – она с Даней. Во всяком случае, своего Тёму она в этих делах никогда не спрашивала.

– Да вроде она скромная девица. И актриса отличная.

– Скромная – как же! Читал о классной даме института благородных девиц у Куприна? Тоже скромная. Вечером переодевалась и ходила по улицам, отыскивала партнера на ночь. Чтобы самый что ни на есть мужик был. А тоже скромница. Глазки не поднимает. Однако ее талии завидовал весь институт. И лицо у нее слегка чахоточного типа. Такие всегда нравились мужикам. И теперь нравятся. Шитикова, посмотри, – точь-в-точь эта «учительница», очень похожа. Тоже мне скромницу нашел. Да у нее, если хочешь знать, «бешенство матки».

– Ну, ты сказанул, с чего ты взял?

– Да она, кого хочешь, совратить может.

– Кого, например?

– Например, Вовку Базеля из ТЮЗа, и того соблазнила. Знаешь, такой крупный, статный, басовитый. Лауреат конкурса чтецов.

– Ну и что?

– Да то, что его никто совратить до нее не мог, потому что Базель – голубой.