Цветные рассказы. Том 1

– Ничего особенного. Я задержалась дольше обычного, обдумывала, как прошел прогон. Собралась и пошла домой.

– А как ты выходила из театра?

– Как обычно – по служебной лестнице.

– И ничего там не заметила, никого не встретила?

– Театр был пустой, все ушли. Ах, да. На лестнице встретила Вольфа Яновича и Настю…

– И что они там делали в столь позднее время?

– Не знаю, Елена Евстафьевна. Стояли у окна. Наверное, говорили о чем-то.

– И ничего такого ты не заметила?

– Что вы имеете в виду? Ничего особенного я не заметила.

– Ну-ну, Шитикова, ты не финти.

– А что я могла заметить?

– Ладно, ладно, Шитикова. В последнее время ты ведешь себя вызывающе. А надо бы поддерживать контакты с общественными организациями. Ты комсомолка?

– Еще не вышла по возрасту.

– Что ни слово – все с подковыркой. В партию не собираешься вступать? Ты же, небось, заслуженной хочешь стать – без этого никак.

– В партию… Для меня это большая честь. Но и ответственность огромная. Пока не чувствую в себе уверенности, Елена Евстафьевна. А насчет заслуженной… Рано мне об этом думать.

– Ладно, ладно, все хотят стать заслуженными. Иди уже, Шитикова, – строго сказала Дерюжко. – От тебя, я смотрю, все равно ничего не добьешься. Ну, ты вот что. Как узнаешь что-то или увидишь – сразу мне сообщи.

– Что вы имеете в виду?

– Ну, если кто-то будет вести себя аморально… Или разговоры будет вести не наши. Несовместимые со званием советского актера…

– Конечно, сообщу, обязательно сообщу… Но у нас никто не ведет себя аморально. И разговоров плохих у нас в театре не бывает. А так обязательно. Вы не сомневайтесь.

– Ты смотри у меня, Шитикова, тоже мне шутница нашлась. Шутикова… Дошутишься. Иди уже, – и Елена Евстафьевна строго посмотрела на молодую актрису.

Наверное, вы уже поняли, что Маринка была совсем не виновата в том, что это происшествие стало достоянием общественности и темой широких обсуждений. Может, еще кто-то застукал Бельского с Настей. А вообще-то, ничего удивительного нет в том, что это мгновенно стало всем известно, стало достоянием театральных и культурных кругов. Ведь после бурной сцены на подоконнике Вольф Янович воспылал самыми серьезными намерениями к своей юной избраннице. И та, судя по всему, ответила ему взаимностью в полном объеме своих жизненных устремлений. И он повел Настю к своей маме. И торжественно произнес: «Вот, мама, это Настя». Мама, как я уже рассказывал, всплеснула руками по поводу Лизы, теперь уже «бедной Лизы», «совсем-совсем бедной Лизы». «Мама, ты меня не поняла. Это более, чем серьезно. Я тебя очень прошу, познакомься, это Настя». Мама вздохнула и произнесла фразу, которую произносят все мамы в подобных случаях: «Вначале все говорят – «серьезно-серьезно». Поживем, увидим, насколько это серьезно».

Ну, раз уж это так серьезно, то влюбленные должны были как-то все объяснить: Фортинбрас – своей законной жене, Елизавете Константиновне Шибановой, вполне заслуженной актрисе, Настя – Данечке Львову, с которым они поженились – легально расписались и поженились, а не сожительствовали в грехе – как я уже говорил, еще на первом курсе института. В общем, все это, так или иначе, должно было неминуемо дойти до общественности, которая всегда стоит на страже и озабочена сохранением морально-нравственных устоев советской семьи и хорошим психологическим климатом в Академическом театре, являющимся, безусловно, одним из оплотов и форпостов советской культуры. А Марина, естественно, не имела никакого отношения к распространению слухов. Но почему-то все ополчились именно на нее. Это можно понять. Надо же признать кого-то виноватым. Фортинбраса? Нет, конечно. Безумно талантливый. Очень добрый. Позитивный. Как он кувыркается на сцене! И бегает, и саблей размахивает. Мужик с яйцами. Его можно понять. Выбрал беленькую, чистенькую, молоденькую. Младше себя на девять лет. Вместо вечно плакучей, занудной Лизы. Между нами – Лиза теперь уже больше напоминает старую кобылу. Примерно так рассуждали при встречах молодые актеры театра.

Настю тоже не осуждали. Как Вольфа не полюбить? Разве его можно сравнить с этим мальчишкой Данькой? Никому неизвестный режиссеришко. Да и получится ли из него режиссер? Но кто-то должен быть виновен… в общественном мнении.