Маринка очень талантлива. Сама она никогда так о себе не думала. Просто любила свою работу и всем сердцем проживала каждую роль на сцене. А вне сцены казалась немного отстраненной. Чувства, эмоции, переживания как бы миновали ее в жизни, оставались на втором плане. Словно это ненастоящие переживания, будто бы не всерьез. Её собственные чувства и эмоции оставались у ее героинь, будто всё, что дала ей природа, всё, что может быть в сердце пылкой, верящей, любящей, скорбящей и страдающей женщины, всё это сохранялось ею для театра и выплескивалось только на сцене.
Молодая актриса рассматривала в зеркале свое лицо, крохотные преждевременные морщинки и думала о своих проблемах. А проблем у нее хватало. Поначалу все складывалось вроде неплохо. Вначале была бабушка. Потом – близкая подруга, рыжая Светка – огромная, мужиковатая, веснушчатая девица, синеглазая с красноватыми веками, немного старше Маринки. Светка опекала ее как старшая сестра. Опекала, ездила с ней в Крым на каникулы. Было что-то от мужского покровительства в ее отношении к младшей подруге, но ничего «такого» между ними не было. В студии Марина познакомилась с Артемом. Ее ровесник, веселый, разбитной, отвязный малый, будучи студентом, он рано начал сниматься в кино. Рано стал известен, сыграв роль хулиганистого мальчишки – цыгана в фильме о школе для беспризорников. Появился Тема – ушла из жизни бабушка, так совпало, оставив внучке крошечную однокомнатную квартиру в старом доме рядом с Кировским театром. Поступила в Строительный институт и уехала в Москву Светка. Обзавелась там новой подругой. Но у Маринки к тому времени уже была своя семья. В первый же год они с Тёмой решили завести малыша. Решили завести – или завели, а потом решили – какая разница? Маринка ходила хорошо, пятен, тошноты не было, животика почти не было видно, работала на сцене до последнего. Всего лишь три недели посидела дома. Ждали мальчика. Решили назвать Темой, как и отца. Но Господь не дал им дитя – ребенок родился мертвым. Маринка очень переживала. Бегала в церковь, молилась, плакала. Долго не могла работать. Но время лечит. Снова пришла в театр, пришла все-таки. Стала готовить новые роли.
У Артема тем временем его собственные театральные дела шли неплохо. До поры до времени. До тех пор, пока на репетиции ему на голову не упал плохо закрепленный осветительный прибор. Прибор пробил голову. После операции и лечения на виске образовалась заметная вмятина. Потом опухоль. Опять – операция, долгое лечение. Артем стал совсем не тот. Очень изменился. Будто из него вынули его веселую, бесшабашную душу. С виду – тот же самый Тема. Тот – да не тот. Все как раньше. А как будто он не здесь вовсе. Будто отсутствует и постоянно находится где-то в другом месте. Будто глубоко задумался наш Тема… И когда ему задавали какой-то вопрос, долго пытался понять, о чем его спрашивают… Марина старалась окружить его заботой, но тот как бы не обращал на это внимания, оставался безразличным и замкнутым. Часто уходил из дома, оставался на несколько дней у своей матери, Калерии Ивановны. Маринка жалела его. И когда оставалась одна, подолгу плакала от того, что не могла уже любить Тёму так, как любила его раньше.
И тут во весь рост поднимается гигантская фигура Калерии Ивановны. Почему гигантская? Кто такая эта Калерия Ивановна? Вы не знаете, кто такая Калерия Ивановна? Ну, значит, вы ничего не знаете о театральном мире Ленинграда в шестидесятые годы. Калерия Ивановна – жена самого Цезаря Ильича, почившего в бозе в начале шестидесятых, великого руководителя цирка Чинизелли, а потом и Ленконцерта, единственной коммерческой организации культурного профиля в советское время. Работала ли где-нибудь, когда-нибудь сама Калерия Ивановна, имела ли она хоть какое-то образование или профессию, об этом, увы, мы ничего не знаем. Калерия Ивановна во всем была типичной генеральшей, женой генерала культурного мира. Свои замашки и манеры сохранила и после ухода Цезаря Ильича. Любимые фразы: «Цезарь Ильич считал…», «Цезарь Ильич говорил…», «Цезарь Ильич никогда бы этого не одобрил». До сих пор генеральша от культуры ногой распахивает дверь в кабинет самого Стрижа, руководителя Всероссийского театрального общества (ВТО), одной из старейших творческих организаций театральных деятелей РСФСР.