Цицерон. Между Сциллой и Харибдой

Осознавая, что на Форуме случился откровенный скандал и Рим бурлит негодованием, Цезарь оставил «царскую затею», на время. К тому же назрела война с Парфией, которая долго испытывала терпение Рима. Цезарь не сомневался в победе над дикими варварами, хотя на это потребуется нескольких лет. Перед тем как оставить Рим, назначил двух преемников – главного начальника объединённых отрядов всадников – Лепида и Марка Антония, коллегу по консульству на текущий год. Перед сборами в Сенате заявил, что есть пророчество: «Парфию победит царь», ввиду чего сенаторы должны объявить Цезаря если не римским царём, так царём Востока с правом носить золотой венец и багряницу – царскую мантию багряного цвета.

Всем в Риме стало понятно, что Гай Юлий Цезарь не оставляет мыслей о царском престоле в Риме. Среди сенаторов и других влиятельных римлян стихийно возникло «патриотическое дело», иначе – заговор элиты. Возглавить попросили Тита Помпония Аттика, но он отказался, указав на молодых людей: Марка Брута и Кассия Лонгина как главных участников, остальные – приверженцы Помпея, которых Цезарь не только простил, но и поручил им ответственные посты преторов. Кроме них участие принимали ещё шестьдесят человек – как помпеянцы, так и цезарианцы, близкие к диктатору. Лонгин предлагал устранить и Марка Антония, «чтобы спасти Рим от тирании, поскольку живой пособник тирана постарается перехватить власть», но Брут не придал большого значения его словам, а Лонгин не настаивал.

* * *

Поскольку Цезарь торопился покинуть Рим, заговорщики наметили убийство в первой половине марта. Оставалось выбрать место, и это оказалось непростым делом. Как вариант во время голосования на Марсовом поле в тесноте постараться сбросить его с «разделительных мостков», а внизу подхватить и в суматохе заколоть. Или напасть по дороге в Сенат, или на входе в курию. Но Цезарь, так получилось, определил сам свою судьбу, назначив внеочередное заседание в недавно выстроенной курии Гнея Помпея.

В группе заговорщиков оказался осведомитель Цезаря, который решил наутро отослать в дом диктатора своего раба с посланием.

За последнее время жрецы не раз предупреждали Цезаря, о дурных предзнаменованиях:

…Недавно люди видели в ночном небе необъяснимые вспышки света, сполохи, странные шумы…

…На днях во время заседания Сената вовнутрь влетела неизвестная серенькая птица с оливковой веточкой в клюве. Её преследовали другие птицы, на лету клевали бедную и всё же растерзали…

…Вчера Цезарю передали совсем плохую весть: кони, которых он посвятил богам и отпустил пастись на лугах у Рубикона, «отказываются от еды, и глаза их наполняются настоящими слезами…».

Об опасениях жрецов Цезарь со смехом сообщил Бруту, говорил уверенно, что для него нет плохих знамений. Но не рассказал, как сегодня ночью проснулся от шума: оказалось, дверь в спальню распахнулась сама собой, с окна упала плотная ночная штора, и в глаза резко ударил яркий свет луны…

Жена тоже проснулась и закричала от страха, рассказала, что видела во сне, как сенаторы, окружив Цезаря, убивали его кинжалами, а он истекал кровью и умер в её объятиях…

Когда Цезарь засобирался уходить, Кальпурния со слезами цеплялась за тогу мужа, не отпускала и умоляла остаться. Столь странного поведения с её стороны Цезарь раньше не замечал, поэтому согласился и послал в курию гонца, чтобы распорядиться, – сначала устроить жертвоприношение, чтобы узнать у богов, что ему угрожает. Может, зря тревожится Кальпурния?

В этот момент в дом пришёл Децим Альбин, близкий Цезарю человек – один из заговорщиков, – и озабоченно произнёс:

– Я уверен, сенаторы подумают, что великий полководец Гай Юлий Цезарь чего-то испугался или, ещё хуже, отказал им в заседании из высокомерия. Цезарь, не давай повода для новых упреков, иди к сенаторам, хотя бы для того, чтобы объяснить про знамения. А после распустишь заседание, уже как сам пожелаешь.

Цезарь ещё колебался, будто кто удержал в доме, но появился Брут, стройный, оживлённый, говорливый. Молодой сенатор поддержал Альбина, и они вместе отправились в курию.

На пороге путь преградил незнакомый раб; он тронул Цезаря за тогу и выкрикнул:

– Остановись, Цезарь, выслушай, что велел сообщить тебе мой господин!

Брут с Альбином его оттеснили, но раб не ушёл. Он сказал Кальпурнии, вышедшей проводить мужа, что останется ждать, чтобы сообщить нечто значительное.

Цезарь шёл навстречу судьбе, отказавшись от положенной ему надёжной охраны, – по статусу, семьдесят два ликтора с топориками и фасциями! Одно только это обстоятельство напрашивалось на вывод, что у заговорщиков пока всё шло будто по плану. По дороге Брут не умолкал, будто издевался над приговорённым диктатором:

– Цезарь, представь себе, если твоя жизнь окажется сегодня в смертельной опасности, что будешь делать?

Цезарь ответил с удивительным равнодушием:

– Я не живу в постоянном страхе, так как знаю, что боги решают за нас всё. К тому же я не боюсь людей, которые любят жизнь и умеют наслаждаться ею, как, например, ты, Брут.