Цицерон. Между Сциллой и Харибдой

С хитроватым прищуром он посмотрел на Брута, и в это время тот ощутил, как по спине пролился холодный пот: «Неужели он всё знает?» – пронеслось в голове…

– Мне внушают опасение люди бледные и худощавые, например как… твой друг Кассий.

У самой Курии им встретился старый гадатель. Несколько дней назад жрец предсказал: «Наступят иды марта – остерегайся личной тебе опасности». Цезарь узнал его, крикнул:

– Ну что, жрец! А ведь мартовские иды уже наступили!

– Согласен, Цезарь. Но они еще не завершились, – ответил старик. Хотел что-то сказать, но промолчал и долго смотрел вслед…

Уже на самом пороге в курию к Цезарю кинулся мужчина, по одеянию, грек, вручил свиток со словами:

– Прочитай, Цезарь, и никому не показывай! Но прочитай сейчас же!

Брут замахал руками на незнакомца, не давая Цезарю возможности взять в руки свиток. Подобные «прошения» подавали едва ли не каждый день! Цезарь привычно получал их и передавал секретарю, следовавшему за ним. На этот раз секретаря он не взял. Грек наклонился к нему и приглушил голос:

– Здесь написано о весьма срочном деле, тебе неизвестном. Поспеши, Цезарь!

Цезарь с нетерпеливым раздражением забрал свиток и так с ним в руке и вошёл в курию Помпея, не успев прочитать…

* * *

Когда Цезарь оказался в проёме двери, сенаторы поднялись с мест. Неожиданно к нему наперерез поспешил Попилий и отвлёк каким-то разговором. Выражение лица Цезаря вдруг посерьёзнело, а Брут и Кассий переглянулись – похоже, донос, – посмотрели на остальных заговорщиков: все напряглись, лица побледнели, кое-кто подумал: прежде чем их схватят, придётся покончить с собой…

Но Попилий, видимо, удовлетворённый разговором, спокойно вернулся на место, а Цезарь занял курульное кресло.

В тот день перед заседанием Сената совершалось жертвоприношение, чтобы определить отношение богов к делам сенаторов. Оказалось, что у жертвенного животного долго не находили… сердца; оно не в том месте… Прорицатель в тревоге потребовал, чтобы заседание отменили. Диктатор, придав голосу бодрости, презрительно проронил:

– Не смущай богов, жрец! Подобное со мной уже случалось, последний раз в Испании, во время войны. Всё обошлось!

– Не гневи богов, Цезарь! – вскричал жрец с недовольной гримасой. – Если раньше ты лишь подвергался опасности, что я увидел сейчас предсказанное богами – для тебя ужасно!

Сенаторы, не участвовавшие в заговоре и остальные, каждый по-своему забеспокоились, а Цезарь с непонятным ожесточением велел совершить новое жертвоприношение – но и оно оказалось неудачным! И этим предвестником плохих событий он пренебрёг, заставив жрецов продолжать «общение с богами».

Заговорщики решили, что хватит испытывать судьбу – пора действовать! Дальше всё происходило, как замышляли участники заговора. Входить в Сенат с оружием запрещалось законом; они принесли в складках своих тог кинжалы, ножи и даже заострённые бронзовые стило для письма.

Первым к Цезарю приблизился Тиллий Цимбер: он держал в руках ходатайство о помиловании родного брата, изгнанника. Цезарь, услышав просьбу, с которой сенатор уже обращался, недовольно сморщился. Неожиданно для него Цимбер с силой ухватил консула за тогу и резко дёрнул, обнажив шею и плечо. Это стало сигналом к убийству – к ним подбежали другие заговорщики и окружили Цезаря. Остальные сенаторы подумали, что те желают уберечь Цезаря. Но трибун Публий Каска выхватил из-под тоги кинжал и нанёс Цезарю сверху удар в шею – неудачно… Диктатор резко повернулся к нему, схватил за руку и закричал: «Что ты делаешь, негодяй?» Публий Каска оробел и крикнул брату, находившемуся за его спиной: «Брат, помоги!»

Заговорщики условились заранее – чтобы ни у кого не возникло подозрений в измене, все до одного примут участие в убийстве тирана. Поэтому «желающих убить» Цезаря оказалось сразу слишком много, все суетились и кричали, пытаясь в страшной тесноте, да и в нерешительности дотянуться до сакральной жертвы – ведь не каждый день убивают главу государства. Многие удары не представляли смертельной угрозы, а среди нападавших оказались случайно раненые…

Отбиваясь как мог, Цезарь уворачивался и кричал, призывая на помощь хоть кого-нибудь; ему удалось проткнуть кому-то руку стилосом, который был всегда при нём, – тот человек дико закричал от боли… Цезарь попытался привстать и, отряхнув с плеч убийц, бежать, но ему не дали… Ослеплённый кровью, раненный в нескольких местах, Цезарь споткнулся и упал, забрызгав кровью подножие статуи Помпея… Ещё в сознании, среди убийц он узнал Лигария, прощённого им в суде после речи Цицерона на Форуме. Последнее, что промелькнуло в его сознании, замахнувшийся кинжалом Марк Брут… Цезарь вздрогнул и, с усилием прикрыв тогой голову, уже не делал попыток защищаться…

Сенаторы в зале, не посвящённые в заговор, всё это время словно окаменели от страха. Никто не осмелился ни защищать Цезаря, ни бежать прочь. Они оказались молчаливыми свидетелями убийства избранного ими законного правителя Рима, пожизненного консула республики.