Цезарь силой верных ему легионов погасил последние очаги сопротивления помпеянцев в Испании. Потопил в крови лучших граждан Рима, несогласных с его диктатурой. Гражданская война закончилась; осенью Цицерон оставил Тускулан, чтобы встретить победителя в Риме.
В городе начались многомесячные триумфы Цезаря, один за другим: первый – за покорение Галлии, «александрийский» – за «мир» в Египте; «понтийский» – за победу над царём Фарнаком в Понте Эвксинском, ещё были «африканский», «испанский» – за окончательный разгром армии преемников Гнея Помпея в Испании, их последнем оплоте. И каждый поражал римлян массовостью, роскошью и убранством тысячных процессий. Диктатор отвлекал народ от проявлений недовольства дармовыми угощениями, азартными бегами конных колесниц, смертельными схватками гладиаторов, также целыми воинскими подразделениями с реальными жертвами – покалеченными и убитыми. По ночам на улицах города устраивались праздничные шествия и бега атлетов с факелами –
Римский народ с неизменным восторгом принимал грандиозные представления, не задумываясь о том, что потраченные из казны огромные средства могли быть потрачены на другие цели, более приземлённые, для их же блага. А Цицерон наблюдал в дорогостоящих показных торжествах оскорбительное напоминание об ужасах недавней гражданской войны, явно унизившей былое величие Рима. Цезарь праздновал победу не только над варварскими царьками, он ради собственного величия преступно растоптал героический образ Помпея, отдавшего жизнь во имя процветания Римской республики. Унизил народную память о великом полководце и продолжателями дела его – сыновьями и гражданами, кто остался верен республике. Особенное негодование вызывали у Марка прислужники диктатора, нажившие колоссальные ценности, дома, имущество за счёт убийства и грабежа опальных граждан.
Среди всех Цицерон отличал Марка Антония, выставлявшего напоказ свои богатства. Что стоит, например, недавний «подарок» своему главному повару,
Одолеваемый мрачными мыслями по такому поводу Цицерон однажды осторожно намекнул диктатору:
– Цезарь, если откровенно, у меня создалось впечатление, что ты зря так много доверяешь дел своему коллеге по власти – второму консулу.
Цезарь не удивился, словно ожидал таких слов от «друга Марка», ответил:
– Ты хочешь сказать, что Антоний – чудовище. Я это знаю, но он – моё чудовище, и будь на его месте другой разбойник или головорез, я бы так же доверял ему, и ему быть моим любимцем, и с этим ничего не могу поделать.
Будто в подтверждение своих слов, после этого разговора в очередном триумфе Цезарь проехал по городу в «царской» колеснице, которой сам управлял, а рядом с торжествующим видом сидел счастливый Марк Антоний.
Разрушение республики тихо и неприметно продолжалось, причиняя Цицерону страдания. И чем дольше длилось всеобщее безразличие римлян к тому, что происходит в повседневной жизни, тем явственнее проявлялось желание Цезаря обожествляться, недоставало всенародного поклонения кумиру. В его честь в Риме появился храм Юпитера Юлия, где жрецы совершали ритуальные процедуры «живому богу». По этому поводу Цицерон с раздражением заметил Аттику:
– Власть портит любого человека, даже если он воспитан добропорядочным гражданином. Я вспомнил ученика Платона и Аристотеля, философа Гермия: став царём Троады, он со временем превратился в спесивого правителя!
Аттик глубокомысленно заметил:
– Но ты забыл, что Аристотель, приехав в Троаду, сумел изменить своего ученика в лучшую сторону, правление Гермия стало менее деспотичным. И когда он в результате предательства оказался в оковах перед царём Персии, перед смертью заявил, что не сделал ничего недостойного философии.
Марк покачал головой, то ли соглашаясь, то ли сомневаясь.
– Цезарь не нуждается в помощи философа. Я слышал, в храме на Марсовом поле рядом со статуей божественного Ромула недавно появилась статуя Цезаря. История никого не учит – ведь царя убили за то, что он захотел быть богом!
Скоро всем в Риме стало очевидно, что при всём незаурядном уме Цезарю лесть нравилась, поэтому льстецы наперебой проливали её на него сладостными потоками. Уже повсюду говорили, что Цезарь – «великий, гений, несравненный, почти бог, он способен на всё», а сенаторы преподнесли ему титул «защитник отечества» – как в своё время Марку Цицерону.