Цицерон. Между Сциллой и Харибдой

Ясное понимание противостояния Помпея и Цезаря рождало у Марка мрачные предчувствия, о которых написал Аттику: «…Если нас победят, мы попадём в проскрипции. Если победим мы, то всё равно станем рабами верховного господина. “Что же ты думаешь делать?” – спросишь ты. А я отвечу: последую за честными людьми, даже если они бегут в бездну».

Зная, что Цицерон находится в расположении лагеря Помпея, Гай Цезарь не оставлял его в покое, подсылая близких ему людей, которые уговаривали, умоляли, убеждали и требовали присоединиться к Цезарю, утверждавшему, что «только красноречие известного оратора будет способствовать установлению мира в Италии и прекращению кровопролития между римлянами!»

Цицерон угадывал в настойчивых посланиях Цезаря скрытую лесть по отношению к себе, будто триумвир только и мечтает следовать его советам, пользоваться ораторской поддержкой. Цицерон склонялся к тому, что Цезарю как военному человеку в этом смысле можно довериться, он действительно нуждается в особом друге – ораторе и философе. Потому что только философ способен «руководить тираном, внушая гуманность, защищая невинных, стараясь обратить его мысли к добру и тем спасти Рим от новых проскрипций». Разве не заманчиво предложение в том положении, в каком находится сейчас Цицерон? Наверное, это гораздо лучше, чем набирать безродное воинство для Помпея, а значит, продолжать братоубийственную войну…

Марк продолжал оставаться погружённым в раздумья: с одной стороны, он был готов умереть за Помпея, спасая остатки республик, с другой – желал ожидаемых почестей от Цезаря, но выбрать верное решение так и не смог!

В Формиях Марк получил новое письмо Цезаря, в котором полководец, оправдывая враждебные действия против Помпея, всё же обещал простить противника и предложить руководство государством… Но при условии прекращения боевых действий. В письме благодарил Марка «за ничегонеделание в Формиях», оценив как нежелание соглашаться с Помпеем. Цезарь надеялся на встречу с Цицероном с одной лишь целью – «чтобы поговорить обо всём, что обоим интересно…».

Письмо показалось Марку подозрительным: одно дело – не находиться в одном лагере с Гнеем Помпеем, и совсем другое – в открытую перейти к Цезарю, который тотчас объявит мятежниками всех, кто поддерживал или даже не принял его сторону Цезаря, а значит, осудит и Цицерона.

Следовать за Помпеем Цицерон не спешил, идти на поклон к Цезарю – не позволяли убеждения. Но чтобы Цезарь посетил его на вилле – Марк не мог себе представить!

Это была непростая встреча. Цезарь вновь предлагал вести речь о мире с Помпеем.

– Ты заставишь его прекратить войну со мной, – обозначил задачу Цезарь.

– А что дальше? Что будешь делать ты?

– Я пойду в Испанию, где для Рима есть немало дел.

– Но ты знаешь, что сенаторы боятся повторения режима Суллы. Я первый буду против тебя, если ты себе это позволишь.

Цезарь невозмутимо ответил:

– Говори и поступай как угодно, но помни: я – друг твой!

– По этой причине я не хочу находиться в Риме, где мне придётся говорить о том, что хочет услышать Цезарь. Мне либо следует говорить то, о чём не могу молчать, либо вообще не приезжать.

Цезарь сделал вид, что не придал значения словам Марка:

– Ты всё-таки подумай, Марк Цицерон, – произнёс он при расставании, стараясь увидеть ответ в его глазах.

Вскоре Цезарь прислал в Формий письмо, где, как ни в чём не бывало, просил принять участие в заседании Сената, где ставил для себя важные вопросы. Марк и на этот раз проигнорировал просьбу триумвира, чем вызвал его недовольство. Но Марк поступить по-другому не желал, о чём поделился с Аттиком: «…Я не угодил Цезарю. Но сам себе угодил, как мне уже давно не доводилось… Я увидел людей, окружавших Цезаря; они не заслуживают ни малейшего уважения. Я понял, что будет представлять собой его власть… Остаётся одно – покинуть Италию… Я всё ещё хочу служить республике. Если всё потеряно, надо следовать за теми, кто ненавидит тиранов. Это Помпей. Его не хотят видеть, его преданность законам устарела, все размышления на этот счёт утратили всякий смысл».

Цицерон решил ещё раз «спрятаться от всех проблем» в родном Арпине. Для этого имелся подходящий повод – семейное торжество по случаю совершеннолетия сына Марка. Поселился он в старом родительском доме, который давно уже передал брату Квинту. Здесь и случилась большая неприятность для всей семьи…

Причиной стал сын Квинта: юнец, наслушавшись откровенных разговоров своих близких, сгоряча вдруг написал Цезарю, своему кумиру, что не разделяет точку зрения на политику ни родного отца, ни дяди – Марка Цицерона. Цезарь, прочитав письмо, удивился и немедленно отправил в Арпин воинов, приказав сопроводить юнца в Рим, где долго расспрашивал о Марке Цицероне, выведывая «чёрные замыслы». Это был удар для всех Цицеронов!

Поступок племянника сильно возмутил Марка, он требовал от брата наказать сына, но тот объяснил это «детской болезнью роста», после чего братья надолго поссорились…

* * *

После этого случая Цезарь воспринимал Марка Цицерона ещё не как врага, но относился к нему сдержанно и говорил своим людям: