Читаем Цицерон. Между Сциллой и Харибдой полностью

Целий написал Марку сообщение об ужасном настроении Цезаря. Умолял Цицерона одуматься, не губить себя и детей последствиями, если тиран разгневается – он и так вне себя!

Пока Целий сочинял письмо, Цезарь вдруг надумал сам написать, другое: называл Цицерона другом и просил не ездить в лагерь противника, «когда его дело проиграно»… Но в конце предупредил, чтобы «друг» не делал опрометчивого, необдуманного шага…

Потом ещё, не рассчитывая на понимание ситуации, на разумность Цицерона, Гай Цезарь поручил Марку Антонию всеми мерами мешать отъезду оратора, и тот рьяно взялся за поручение: ежедневно отсылал Цицерону посыльных с письмами, уговаривая его остаться «ради безопасности семьи». Когда же Антонию надоело любезничать, он пригрозил Марку арестом, если только будет замечен его отъезд, объясняя тем, что это приказ Цезаря. Подобные письма с угрозами, как ни странно, дали обратный эффект: они укрепили Марка в принятом решении – отправиться в лагерь Помпея, «пусть к обречённым на смерть, чтобы разделить их участь, думая уже не об этой короткой жизни, но о жизни вечной»…

* * *

Летней ночью Марк попрощался с семьёй, сел в крытую повозку и отправился в Брундизий, не привлекая нездорового внимания. Через три дня он стоял на палубе следовавшего в Эпир грузового судна, наблюдая за юркими дельфинами, пересекавшими курс. Но вместо радости от встречи с общительными морскими существами Марк ощутил холодок неприятных предчувствий – будто едет навстречу собственной гибели. И тут же появлялись мысли, что всё равно он счастлив, ведь он совершает достойный поступок…

В Эпире, где размещался военный лагерь Помпея, Цицерона встретили с воодушевлением и радостью. Зная его военный опыт в Киликии, ему предложили немедленно возглавить отряд всадников, но он отказался, сославшись на недомогание с дороги. На самом же деле он хотел присмотреться, чем занимаются помпеянцы: «заметит ли преданности республике, ради чего воины должны сражаться с Цезарем?»

На деле Марка поразило слабое командование войском; он повсюду слышал разговоры не о защите республики, а о грабежах, наживе и скоро понял, насколько всё, что творится вокруг, далеко от его идеалов, и с ужасом представил, сколько эти люди проявят жестокости, если победят…

Цицерону так и не пришлось участвовать в боях с цезарианцами по причине своего настоящего болезненного состояния. Симулировать не пришлось: в условиях военного лагеря – от неправильного питания и нервного переживания – пробудилась застарелая желудочная болезнь. Марк надолго слёг, но по искреннему убеждению всё время надеялся, что вот-вот поправится и возвратится к жизни, и уже тогда обязательно принесёт Помпею настоящую пользу.

<p>Когда теряют голову</p>

Из Испании в Эпир приходили сообщения, что легионы помпеянцев терпят поражение за поражением, а на Албанских Балканах Цезарь неожиданно проиграл сражение у Диррахия. Помпею показалось, что ход войны с Цезарем переломился в его пользу, вот-вот города Италии начнут освобождаться от власти нового диктатора…

Стало известно, что Цезарь готов пойти на переговоры, найти путь к примирению римлян. Но представитель Помпея в грубой форме заявил, чтобы «забыли о мире, пока им не выдадут голову Цезаря». Помпей не учёл, что длительное противостояние враждебных сторон дало повод для разговоров о мире. Желания продолжать непонятную по целям гражданскую войну римляне не хотели, и Цезарь, уловив это настроение, наглядно проявил свой полководческий гений и у Фарсала разгромил легионы Помпея, несмотря на численное преимущество противника.

* * *

Для Гнея Помпея видеть, как его воины в беспорядке бегут с поля боя, – смерти подобно! Он почти лишился рассудка, видимо, поэтому не предпринял решительных мер, чтобы помешать панике и взять в руки управление войском. Он просидел в палатке в угнетённом состоянии молча, и лишь когда в лагерь ворвались враги, телохранители предупредили о реальной опасности. Помпей встал, накинул плащ и вышел из палатки; в сопровождении нескольких всадников он быстро покинул место своего позора, не обращая внимания на отчаянные вопли раненых за спиной.

После Фарсала Гней Помпей остался без боеспособного сухопутного войска. Оно оказалось деморализованным, воины переходили к Цезарю или дезертировали. Но в распоряжении главнокомандующего находился боеспособный морской флот, какого у Цезаря не было. Боевые корабли могли перевозить войско куда угодно и объявиться в любом невыгодном для Цезаря месте. Но Помпей почему-то им не воспользовался.

Отъехав достаточно далеко от Фарсала и убедившись в отсутствии преследования, Помпей успокоился и наметил направление своего дальнейшего бегства – Митилены на Лесбосе, где в безопасности находилась его семья – жена Корнелия и младший сын. В ближайшей гавани сел на первое попавшееся римское судно, повернув его на Лесбос.

Забрав семью, направился морем в Египет, где надеялся найти надёжное убежище, а ещё военную поддержку от царя Птолемея…

Перейти на страницу:

Все книги серии Всемирная история в романах

Карл Брюллов
Карл Брюллов

Карл Павлович Брюллов (1799–1852) родился 12 декабря по старому стилю в Санкт-Петербурге, в семье академика, резчика по дереву и гравёра французского происхождения Павла Ивановича Брюлло. С десяти лет Карл занимался живописью в Академии художеств в Петербурге, был учеником известного мастера исторического полотна Андрея Ивановича Иванова. Блестящий студент, Брюллов получил золотую медаль по классу исторической живописи. К 1820 году относится его первая известная работа «Нарцисс», удостоенная в разные годы нескольких серебряных и золотых медалей Академии художеств. А свое главное творение — картину «Последний день Помпеи» — Карл писал более шести лет. Картина была заказана художнику известнейшим меценатом того времени Анатолием Николаевичем Демидовым и впоследствии подарена им императору Николаю Павловичу.Член Миланской и Пармской академий, Академии Святого Луки в Риме, профессор Петербургской и Флорентийской академий художеств, почетный вольный сообщник Парижской академии искусств, Карл Павлович Брюллов вошел в анналы отечественной и мировой культуры как яркий представитель исторической и портретной живописи.

Галина Константиновна Леонтьева , Юлия Игоревна Андреева

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / Проза / Историческая проза / Прочее / Документальное
Шекспир
Шекспир

Имя гениального английского драматурга и поэта Уильяма Шекспира (1564–1616) известно всему миру, а влияние его творчества на развитие европейской культуры вообще и драматургии в частности — несомненно. И все же спустя почти четыре столетия личность Шекспира остается загадкой и для обывателей, и для историков.В новом романе молодой писательницы Виктории Балашовой сделана смелая попытка показать жизнь не великого драматурга, но обычного человека со всеми его страстями, слабостями, увлечениями и, конечно, любовью. Именно она вдохновляла Шекспира на создание его лучших творений. Ведь большую часть своих прекрасных сонетов он посвятил двум самым близким людям — графу Саутгемптону и его супруге Елизавете Верной. А бессмертная трагедия «Гамлет» была написана на смерть единственного сына Шекспира, Хемнета, умершего в детстве.

Виктория Викторовна Балашова

Биографии и Мемуары / Проза / Историческая проза / Документальное

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза