Читаем Цицерон. Между Сциллой и Харибдой полностью

– Я сильно огорчён! Придётся, очевидно, прибегнуть к советам других лиц, поскольку едва ли буду теперь рассчитывать на Цицерона.

Марк рассудил, что в этой ситуации будет лучше, если он на какое-то время уедет из Италии – подальше от Помпея и Цезаря. Так будет лучше для всех…

<p>Глава двенадцатая. Диктатор поневоле</p><p>На распутье</p>

После неудач в пределах Италии Помпей перенёс военные действия в Грецию, затем в Македонию и Эпир, где у него как у главнокомандующего стояли в резерве сенатские легионы. Рим, в одночасье лишившийся законной верховной власти, ожидал прихода нового правителя. Когда это случилось, оставшиеся сенаторы вручили Цезарю чрезвычайные полномочия для формирования всей структуры государственного управления. На это ему понадобились одиннадцать дней: он провёл выборы двух консулов, одним стал сам; назначил наместников в провинции и других должностных лиц, заполнил вакансии в жреческих коллегиях, приравненных к государственным структурам.

Чтобы жители Рима не скучали, новый консул распорядился организовать праздник в честь Юпитера, на котором римляне увлечённо наблюдали в цирках за сражениями гладиаторов и травлей диких зверей, на улицах шли представления фокусников и циркачей, на стадионе состязались атлеты, а юноши из знатных семей правили колесницами. Цезарь несколько раз порывался принять участие в конных состязаниях, но после опасного падения с повозки больше не рисковал. Самое сильное впечатление оставил почти настоящий «морской бой» – навмахия. Для этого Цезарь велел выкопать целое озеро, где разгорелось сражение между военными судами – биремами, триремами и квардиремами со множеством воинов…

Чтобы увидеть всё своими глазами, перед праздником отовсюду в Рим прибыло столько народу, что приезжие ночевали в палатках на улицах и в переулках; «а давка во время праздника была такая, что многие были задавлены до смерти, в том числе два сенатора»…

Цезарь в качестве консула обязал представителей Народного собрания даровать права римских граждан всему населению Транспаданской Галлии – провинции, где он был наместником. Такое случилось в истории Рима впервые! Цезарь даровались такие же права жителям испанского Гадеса, к управлению которого имел отношение. Добился принятия закона о возвращении из изгнания римлян, осужденных в консульство Помпея, и обязал восстановить кредитные отношения, нарушенные из-за гражданской войны; соответственно, должникам строго советовал возвращать кредиторам долги.

Первые постановления и действия нового диктатора вызывали у римлян приятное удивление: вместо расправ с противниками и неминуемых при этом проскрипций пленники получали свободу, с оставшимися в городе сенаторами обошёлся чрезвычайно мягко. Перед тем как оставить по своим делам Рим, Цезарь провёл щедрую «хлебную раздачу» малоимущим жителям.

На время своего отсутствия хозяином города он назначил предводителя всадников Лепида, а своему трибуну Марку Антонию поручил следить за настроениями граждан.

* * *

Марк Цицерон болезненно воспринял военные поражения Гнея Помпея, как он говорил, ему «показалось, что в мире погасло солнце»… Осознавая, что во время войны за республику он отсиживается у себя на вилле, ему становилось стыдно. Но признание собственной слабости не приносило облегчения; он не был в состоянии изменить образ жизни, и это ещё больше приводило его в состоянии тоски. Не утешали ни чтение книг, ни сочинительство, ни прогулки по местности.

Написал Аттику, что надумал «улететь отсюда, подобно птице»… А когда друг попросил уточнить, что это значит, ответил: «Я не хочу быть соучастником победы Помпея над Цезарем, и при этом не откажусь разделить его трагедию, если он проиграет… Никто меня не осудит: ведь я покидаю победителя Цезаря, а не побеждённого Помпея».

Первым делом Марк посоветовался с дочерью. Поначалу Туллия испугалась за отца, да и за себя тоже. Несколько дней находилась в удручённом состоянии, но, когда услышала жаркие объяснения отца, одобрила:

– Отец, за нас не волнуйся, поступай, как велит тебе совесть. Ты же так меня учил?

Слова любимой дочери обнадёжили отца, и он не изменил своего решения.

Цезарю стало известно о намерениях Цицерона в то время, когда он находился за пределами Италии. Новость потрясла его; сжав в кулаке письмо, он выскочил из палатки и ворвался к Марку Целию. Называя себя другом Цицерона, в последнее время тот переписывался с оратором, зазывая на службу к Цезарю.

Сильное возмущение выдавала краснота, проявившаяся на посеревшем от забот лице Гая Цезаря.

– Ты можешь сказать, что задумал твой друг? – вскричал он с раздражением. – Я был уверен, что мы договорились! Ведь я ему предложил отличную должность – место своего друга! Что ещё?

Цезарь нервно схватил Целия за руку и посмотрел в глаза. Заметив растерянность, отпустил, затем строго приказал:

– Сейчас же пиши Цицерону! Употреби своё влияние на него, удержи от фатального шага, иначе случится беда – это Цезарь говорит!

Перейти на страницу:

Все книги серии Всемирная история в романах

Карл Брюллов
Карл Брюллов

Карл Павлович Брюллов (1799–1852) родился 12 декабря по старому стилю в Санкт-Петербурге, в семье академика, резчика по дереву и гравёра французского происхождения Павла Ивановича Брюлло. С десяти лет Карл занимался живописью в Академии художеств в Петербурге, был учеником известного мастера исторического полотна Андрея Ивановича Иванова. Блестящий студент, Брюллов получил золотую медаль по классу исторической живописи. К 1820 году относится его первая известная работа «Нарцисс», удостоенная в разные годы нескольких серебряных и золотых медалей Академии художеств. А свое главное творение — картину «Последний день Помпеи» — Карл писал более шести лет. Картина была заказана художнику известнейшим меценатом того времени Анатолием Николаевичем Демидовым и впоследствии подарена им императору Николаю Павловичу.Член Миланской и Пармской академий, Академии Святого Луки в Риме, профессор Петербургской и Флорентийской академий художеств, почетный вольный сообщник Парижской академии искусств, Карл Павлович Брюллов вошел в анналы отечественной и мировой культуры как яркий представитель исторической и портретной живописи.

Галина Константиновна Леонтьева , Юлия Игоревна Андреева

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / Проза / Историческая проза / Прочее / Документальное
Шекспир
Шекспир

Имя гениального английского драматурга и поэта Уильяма Шекспира (1564–1616) известно всему миру, а влияние его творчества на развитие европейской культуры вообще и драматургии в частности — несомненно. И все же спустя почти четыре столетия личность Шекспира остается загадкой и для обывателей, и для историков.В новом романе молодой писательницы Виктории Балашовой сделана смелая попытка показать жизнь не великого драматурга, но обычного человека со всеми его страстями, слабостями, увлечениями и, конечно, любовью. Именно она вдохновляла Шекспира на создание его лучших творений. Ведь большую часть своих прекрасных сонетов он посвятил двум самым близким людям — графу Саутгемптону и его супруге Елизавете Верной. А бессмертная трагедия «Гамлет» была написана на смерть единственного сына Шекспира, Хемнета, умершего в детстве.

Виктория Викторовна Балашова

Биографии и Мемуары / Проза / Историческая проза / Документальное

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза