Читаем Цицерон. Между Сциллой и Харибдой полностью

Наместник объехал всю подведомственную провинцию и убедился, что население, обобранное римскими должностными лицами, оказалось неспособным не только платить Риму налоги и давать отпор парфянам, но и выжить. В каждом поселении Цицерон созывал народные сходки с участием местных чиновников, составлял суммы общественных и частных долгов и государственных налогов, со скрупулёзной точностью проверяя каждую графу. Половину признавал незаконными поборами, которые запрещал отныне взыскивать. Посещал дома жителей, выслушивая жалобы на местную власть и судебный произвол, обещая помочь. В этом он был неутомим.

Новость о том, что новый наместник совершенно не похож на прежнего правителя, облетела провинцию. К нему зачастили римские откупщики налогов и ростовщики, по привычке жалуясь на местное население за то, что недобросовестно выплачивают долги – из-за отсутствия денег. Просили наместника для устрашения направить военные отряды, что не запрещалось законами Рима. Цицерон отказывался и только радовался, что основные откупные договоры уже подписаны прежним наместником, и тогда ему меньше заниматься делом, столь непристойным для честного человека.

Окружавшие Цицерона люди заметили его личное бескорыстие и умеренность в расходах. Он рано вставал и сразу садился за чтение документов и деловых писем. В отношениях с подчинёнными проявлял удивительную для наместников мягкость и справедливость: «никого не высек розгами, ни с кого не сорвал платья, в гневе не бранился, не накладывал унизительных и позорных наказаний».

В то же время он понимал, что отмахнуться от проблем не удастся, и занялся наведением порядка в провинции. Острая жалость к ограбленным, униженным и бесправным людям заглушила остальные чувства. Цицерон отменил излишние «непредвиденные» расходы городов, связанные с содержанием наместников и отправлением посольств в Рим. Своим приказом уменьшил негосударственные подати и налоги. При таком отношении к своим обязанностям окружению наместника жилось несладко: сам не знал покоя и подчинённым не позволял лениться. Об обогащении никто не думал, поскольку Цицерон сурово пресекал любые попытки такого рода.

В конце срока Марк получил удовлетворение от того, что делал. «…Я сравниваю себя с врачом, а провинцию – с тяжелобольным, – написал он Аттику. – И, как превосходный врач радуется, видя, как к его пациенту постепенно возвращаются силы, так радуюсь я, когда вижу, что Киликия начинает приходить в себя. Прямо начала оживать после нашего приезда… Ничто за всю мою жизнь не доставляло мне такого наслаждения, как эта вот моя порядочность. И радует меня не молва, которая столь велика, а сами мои поступки… Я сам не понимал себя и не знал до конца, на что я способен. Сейчас у меня есть повод гордиться собой».

<p>Как на войне</p>

За время наместничества Марк Цицерон принял на себя… командование легионами и имел неожиданный успех, хотя военные заслуги частью принадлежали брату Квинту. Марк пригласил его военным легатом из-за боевого опыта в Галлии у Цезаря.

Но прежде надлежало рассчитаться с легионерами, которым задолжал прежний наместник. Цицерон велел заплатить из первого же поступления налогов. Чтобы во время походов и сражений кто-то подавал пример новобранцам, он принял предложение Квинта о формировании отряда из ветеранов последних войн. При этом наместник оказался строгим и требовательным военачальником, так, однажды, производя смотр конному отряду, увидел, что под всадником слишком худой конь.

– Как же это, – обратился он с вопросом к всаднику, – ты о себе так заботишься, что забыл о своём боевом друге?

– Но за ним ходит мой раб; а он, видимо, страшный лентяй, – бодро отвечал воин.

Ответ показался наместнику непочтительным; он распорядился отправить всадника в пехоту. В другой раз, когда Цицерон в боевом снаряжении обращался с речью к войску, один воин звучно и протяжно зевнул. Такое поведение воспринималось как оскорбление военачальника и поэтому сурово наказывалось. Воина вывели из строя, его ожидал приговор совета командиров. Они сочли поступок непристойным, а воин клялся, что одержим болезнью, которая выражается постоянной зевотой. Узнав об этом, Цицерон отменил уже назначенное наказание. Суровость командующего, как и его справедливость, в войске оценили по достоинству.

Обязанности командующего заставили Марка Цицерона заниматься реформированием войска, чего он сам от себя не ожидал. Он позволил командирам нанимать в пехоту за достойное жалованье новобранцев из местного населения. Из представителей вассальных царств укомплектовал отряд легковооружённых всадников, а также вспомогательные когорты, усилив боеспособность вверенного войска, которое разместил по границе Киликии. При Цицероне военная служба в его провинции перестала быть обязанностью жителей Киликии перед Римом, она превратилась в профессию, позволяющую не только прокормиться, но ещё разбогатеть благодаря хорошему жалованью и доле каждого воина в военной добыче.

Перейти на страницу:

Все книги серии Всемирная история в романах

Карл Брюллов
Карл Брюллов

Карл Павлович Брюллов (1799–1852) родился 12 декабря по старому стилю в Санкт-Петербурге, в семье академика, резчика по дереву и гравёра французского происхождения Павла Ивановича Брюлло. С десяти лет Карл занимался живописью в Академии художеств в Петербурге, был учеником известного мастера исторического полотна Андрея Ивановича Иванова. Блестящий студент, Брюллов получил золотую медаль по классу исторической живописи. К 1820 году относится его первая известная работа «Нарцисс», удостоенная в разные годы нескольких серебряных и золотых медалей Академии художеств. А свое главное творение — картину «Последний день Помпеи» — Карл писал более шести лет. Картина была заказана художнику известнейшим меценатом того времени Анатолием Николаевичем Демидовым и впоследствии подарена им императору Николаю Павловичу.Член Миланской и Пармской академий, Академии Святого Луки в Риме, профессор Петербургской и Флорентийской академий художеств, почетный вольный сообщник Парижской академии искусств, Карл Павлович Брюллов вошел в анналы отечественной и мировой культуры как яркий представитель исторической и портретной живописи.

Галина Константиновна Леонтьева , Юлия Игоревна Андреева

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / Проза / Историческая проза / Прочее / Документальное
Шекспир
Шекспир

Имя гениального английского драматурга и поэта Уильяма Шекспира (1564–1616) известно всему миру, а влияние его творчества на развитие европейской культуры вообще и драматургии в частности — несомненно. И все же спустя почти четыре столетия личность Шекспира остается загадкой и для обывателей, и для историков.В новом романе молодой писательницы Виктории Балашовой сделана смелая попытка показать жизнь не великого драматурга, но обычного человека со всеми его страстями, слабостями, увлечениями и, конечно, любовью. Именно она вдохновляла Шекспира на создание его лучших творений. Ведь большую часть своих прекрасных сонетов он посвятил двум самым близким людям — графу Саутгемптону и его супруге Елизавете Верной. А бессмертная трагедия «Гамлет» была написана на смерть единственного сына Шекспира, Хемнета, умершего в детстве.

Виктория Викторовна Балашова

Биографии и Мемуары / Проза / Историческая проза / Документальное

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза