Читаем Цицерон полностью

Философские размышления над судьбами государств давали, как видим, силы надеяться или хотя бы не отчаиваться. В душе Цицерона живет вера в вечность Рима, скорее религиозная, чем логически обоснованная. Боги, говорит он во II книге «О законах», всецело господствуют над жизнью, гражданам остается лишь проникнуться этой истиной, их первый долг — подчиняться божественному закону. Соответственно II книга целиком посвящена религиозным установлениям во всем их многообразии. Речь идет здесь о религии, тесно связанной и с политикой, и с философией; полезная для государства и в то же время покоящаяся на основах Разума, она, однако, не могла бы существовать, если бы не уходила корнями в исконные верования народа. Нет никаких причин видеть в Цицероне «ловкого иезуита» (как отзывался Стендаль об этрусках), лицемера, который сам ни во что не верит, но использует страх перед богами, чтобы принуждать людей покоряться. Мы не раз видели, что религиозные убеждения, которые он сам для себя выработал, пронизывают все его существо, образуя неповторимую смесь искреннего благочестия, философской метафизики и практических соображений, учитывающих воздействие на народ всевозможных обрядов, культа предков, жреческих постановлений, ритуальных игр и зрелищ. К великому удовлетворению собеседников, Квинта и Аттика, в конце II книги Цицерон приходит к признанию роли фундаментальных законов римской религиозной жизни, растущих из народной традиции и в то же время оправданных разумом.

В III книге рассматриваются частные законы и правила отправления магистратур. На этом сохранившийся текст трактата обрывается. Не исключено, что, подобно диалогу «О государстве», он тоже состоял из шести книг. Макробий цитирует пятую книгу, о дальнейших остается только гадать. Цицерон отдает себе отчет, сколь многим обязан он в этом своем сочинении Платону. Но считает, что следует своему образцу скорее в стиле, чем в существе мысли. Самооценка эта, надо сказать, полностью оправдана. Законы, о которых идет речь в диалоге, — истинно римские. Философское их обоснование не восходит прямо и исключительно к Платону; оно в большой мере подсказано учениями стоиков и в первую очередь Панеция, который разрабатывал свою систему под непосредственным воздействием римлян. Мысль выступает здесь в живом развитии, выскальзывает из рамок философских школ, тяготеет к практике, господствует над ней и ее обогащает. Впредь политики не смогут руководствоваться одними лишь прагматическими соображениями и всегда будут вынуждены учитывать духовную сторону дела. До Цицерона республиканская идеология существовала лишь в подсознании народа, Цицерон дал ей самосознание, создав если не «идеологию принципата», то, во всяком случае, ее идеализованный вариант.

<p><strong>Глава XIV</strong>НАМЕСТНИК КИЛИКИИ</p>

В 53 году сенат принял постановление, которым рекомендовал доверять промагистрату управление провинцией не менее чем через пять лет по отправлении магистратуры. Цель- сенатусконсульта состояла в том, чтобы утихомирить страсти; сенаторы рвались к претуре и к консульству; они стремились стать на несколько месяцев полновластными хозяевами провинции и выкачать из нее возможно больше денег; предполагалось, что отсрочка на пять лет умерит пыл претендентов. В 52 году по предложению Помпея этот сенатусконсульт стал законом, и то, что прежде было лишь рекомендацией, превратилось в обязательное правило. В результате в первые пять лет после принятия закона обнаружилась нехватка наместников. В провинции пришлось посылать, подчас против их воли, бывших магистратов, которые доселе еще провинциями не управляли. Цицерон как раз принадлежал к их числу. Уже в марте 51 года он получил распоряжение отправиться в Киликию в качестве наместника.

Киликия, примыкающая с севера к границам Сирии, расположена по южному побережью Малой Азии напротив Кипра и почти целиком покрыта горами. Когда Помпей после победоносного завершения Митридатовой войны устраивал эти земли, он превратил Киликию в провинцию, включив в нее длинную полосу земель, отрезанных от провинции Азия, вобравшую в себя Ликию, Памфилию, Писидию, Ликаоншо, часть Фригии, а также, в результате миссии Катона, остров Кипр. То была трудная провинция, лишенная единства, населенная народами, резко отличавшимися друг от друга, подчас даже еще не обретшими оседлости. Положение осложнялось тем, что после разгрома римлян под Каррами можно было ожидать вторжения парфян не только в Сирию, но и в Киликию. Цицерон подчинился полученному распоряжению без всякого энтузиазма.

Назначение состоялось в марте, и он медленно тронулся в путь в конце апреля. Друзьям, оставшимся в Риме, поручил следить, чтобы наместничество его ни в коем случае не продлили и чтобы в следующий год не был включен дополнительный месяц, который задержал бы прибытие в Киликию наместника ему на смену.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии