Такова главная мысль, лежащая в основе всего диалога. Цицерон развивает ее в полном соответствии с правилами диалектики, которую усвоил еще в молодости, когда слушал Диодота, великого диалектика и геометра. Влияние учителя сказывается и в том, что образ Вселенского Града или Града Мудрых, которым завершается весь ход мысли, — образ в высшей степени стоический. Любое государство, любая община, таким образом, если законы, ими управляющие, соответствуют разуму, приобретают некую вселенскую миссию. Так оправдываются римские завоевания, ибо законы Рима, будучи распространены на весь остальной мир, приведут к торжеству в нем права и справедливости. Идея эта уже встречалась нам в трактате «О государстве», где она, впрочем, скорее высказана, чем доказана. В трактате «О законах» содержится доказательство, хотя и основанное на априорных предпосылках. Цицерон отводит «софизм» Карнеада, который в 155 году убеждал римлян, что завоевания их «неправые», и по-своему обосновывает римскую экспансию, толкуя ее не как акт военного насилия, а в духе стоической философии как расширение границ права, основанного на Разуме.
Связь политической мысли Цицерона с религией видна в этом трактате еще более отчетливо, нежели в предыдущем. Единство людей и богов дает, по мнению Цицерона, возможность основать государство на установлениях, которые не только ведут к процветанию и благополучию граждан, но я обеспечивают вечную жизнь самого государства; она естественно следует из совершенства законов, согласных с «природой».
Уже в диалоге «О государстве» говорилось, что «государство должно быть устроено так, чтобы существовать вечно. Государство не знает смерти, той естественной, которую знает отдельный человек, чья смерть не только неизбежна, но подчас и желанна». Сравнительно со своими предшественниками, размышлявшими о судьбах государств, Цицерон вводит существенно новый оттенок мысли. Политики и философы ограничивались ранее признанием того, что государства втянуты в вечный и роковой цикл рождений и разрушений и потому неизбежно смертны; Цицерон же полагает, что государства умирают лишь тогда, когда управляются дурными законами, и отнюдь не считает их гибель неизбежной. Поэтому лучшими законодателями будут те «вдохновенные» государственные мужи, что совмещают силу теоретической мысли с опытом и мудростью политической практики, мужи, прославленные Цицероном в диалоге «О государстве», чьи души находятся в гармонии с мировой душой, а ум есть отсвет Вселенского Разума.
Цицерон замечает, что законами подчас называют частные предписания, возникшие в связи с временной ситуацией и не связанные со всей совокупностью правовых норм. Такие законы, на его взгляд, не заслуживают этого имени, поскольку не входят в систему вечных начал права и не связаны между собой. Тем самым они дурны и втягивают государство в роковое движение к катастрофе. Именно таковы законы республики Рима в предсмертные ее годы, которые только расшатывают традиционное устройство государства, созданное на протяжении веков «добрыми» законодателями. Если Рим выжил, если сумел вырасти, укрепиться, распространить свою власть на весь известный мир, то лишь благодаря неуклонному воздействию духовного наследия законодателей, которые, конечно, учитывали всякий рае конкретное положение, но рассматривали его в свете вечных принципов Справедливости и Права и, стремясь к сегодняшней пользе, постоянно видели и самое отдаленное будущее. Так соединились две ветви исторического развития, вместе приведшие к возникновению империи: естественное становление, независимое от человеческой воли, и разумная планомерная деятельность людей, способная все же направлять развитие в русло, наиболее благоприятное для государства. Так кормчий корабля, уступая силе ветра и волн, в то же время искусным маневром приводит благополучно корабль в гавань. В годы раздумий над проблемами политической философии сравнение это возникало в уме Цицерона неоднократно. Он и сам никогда не упорствовал в тщетной борьбе с неизбежным; и после Лукки уступил силе ветра и волн, надеясь, что настанет день, когда он снова встанет у кормила и по затихшему морю счастливо поведет корабль при благоприятном расположении светил на небесах.