Я также сказал, что маловероятно, что мы сможем согласиться на пятилетнее продление обамовского договора СНВ-III, на который молились Москва и большинство либералов США. Было много причин не поддаваться внезапному расширению, в том числе необходимость впервые привлечь Китай к переговорам по стратегическим вооружениям, мнение, которое, как я мог видеть, застало русских врасплох. Нам также нужно было охватить тактическое ядерное оружие (чего не было в новом договре) и новые технологии, активно внедряемые Россией и Китаем (например, гиперзвуковые планирующие аппараты), которые находились только на ранних стадиях разработки, когда СНВ-III был подписан в 2010 году. Наконец, нам нужно было подумать о возвращении к концептуально гораздо более простой модели Московского договора 2002 года (согласованного вашим покорным слугой). Там нужно было охватить гораздо больше, но это было хорошее начало. После Женевы я отправился в Киев, чтобы принять участие в церемониях по случаю Дня независимости Украины и встретиться с президентом Петром Порошенко, его премьер-министром и другими официальными лицами. Я проинформировал их об обсуждениях по РСМД, которые непосредственно повлияли на их оборонное планирование. Кто знал, что чуть более года спустя Украина займет столь важное место в политике США?
Вернувшись в Вашингтон, я провел следующие месяцы, готовясь к драматическому шагу по выходу из Договора о РСМД. Чтобы предотвратить утечки, которые взбудоражили бы прессу и внешнеполитический истеблишмент, я подумал, что мы должны придерживаться тихого, незаметного, но ускоренного подхода, а не бесконечных встреч между сотрудниками, которые жили с этим договором всю свою правительственную карьеру и не могли видеть, как он умирает. Трамп, я полагал, был согласен, хотя я никогда не был уверен, что он понимал, что Договор о РСМД регулирует не ядерное оружие как таковое, а только средства его доставки. Я хотел начать выход США из договора (что стало бы важным сигналом для Китая, среди прочих), или, возможно, даже взаимный уход, перед моей следующей встречей с Патрушевым, в Москве, в конце октября. Опыт научил меня, что без крайних сроков, заставляющих действовать, бюрократия может сопротивляться переменам с невероятным упорством и успехом.
Нам также нужно было подготовить наших национальных союзников к распаду РСМД. Многие европейские политические лидеры верили, что они живут после “конца истории” и что нельзя позволить ничему внешнему взбудоражить их довольный континент. Это была хорошая мысль: рассказать об этом России и Китаю, не говоря уже обо всех хороших друзьях Европы в Иране. Пример бесед, которые нам нужно было провести, состоялся 3 октября с министром иностранных дел Германии Хайко Маасом. Маас, социал-демократ, входил в коалицию Меркель и, несомненно, был сторонником РСМД. Я не сказал, как далеко продвинулись наши размышления, но я подчеркнул, что Европа уже находится под растущей угрозой, поскольку Россия продолжает действовать безнаказанно. Я также объяснил, почему мы не будем обсуждать “стратегическую стабильность” с Москвой, имея в виду, что России не нравилось в американской национальной программе противоракетной обороны, о которой мы не собирались вести переговоры, не говоря уже об изменении или отказе.
Лучшая новость пришла, когда мы с Мэттисом завтракали в столовой пару дней спустя (Помпео был в отъезде) после только что завершившейся встречи министров обороны. Он подробно объяснил своим коллегам, что Россия существенно нарушает Договор о РСМД, и, по его мнению, они это полностью понимают. Мэттис рекомендовал Помпео повторить эти аргументы в первую неделю декабря на встрече министров иностранных дел, дав России, скажем, девяносто дней, чтобы вернуться к соблюдению договора, или США выйдут из него. Я подумал, что мы можем позволить себе сделать девяностодневную паузу, поскольку России все равно не сможет в такой короткий срок вернуться к соблюдению. Кроме того, сам договор предусматривал что после уведомления следует шестимесячный период ожидания перед собственно выходом. Таково стандартное положение международных соглашений, в основном такое же, как положение Договора по ПРО, на которое мы ссылались в 2001 году. С таким встроенным периодом ожидания не было причин давать Москве больше времени, чтобы посеять дальнейшую путаницу и неуверенность среди европейцев и я настоятельно призвал отправить уведомление о выходе из Договора и запустить период ожидания.