Фан Цзиньсю не удержалась и шагнула вперед, но тут же остановилась.
Фан Цзиньсю снова крепко вцепилась в кору и продолжила наблюдать за Фан Чэнъюем.
– Сестрицы, я купил вам подарки.
– Ты умудрился успеть и это? – с улыбкой упрекнула его Фан Юньсю.
– Ну конечно! Как можно не купить подарок во время путешествия? – с легким самодовольством произнес Фан Чэнъюй. – Может, до этого я дом не покидал, но с правилами все-таки знаком!
Фан Юньсю и Фан Юйсю рассмеялись.
Фан Цзиньсю тоже не смогла удержаться от смеха.
Плача и улыбаясь, она наблюдала за тем, как все они удалились в сопровождении служанок. Во двор старой госпожи Фан снова вернулся покой, и прислуга начала расходиться. Оставшиеся на ночное дежурство занялись своими делами. Казалось, что на самом деле все заметили Фан Цзиньсю, но упорно делали вид, будто ее не существует.
Цзиньсю, мгновение постояв неподвижно, развернулась и поплелась обратно.
Служанки у нее во дворе не знали, в котором часу она вернется. Они не запаниковали, когда Фан Цзиньсю внезапно исчезла, но и ее возвращение не стало для них неожиданностью.
– Вода закипела, рис готов, – коротко, как и всегда, сообщила одна из них.
Фан Цзиньсю с прежним равнодушием вошла в дом.
Комнату освещали фонари, и выглядела она роскошно. По углам стояли емкости со льдом, предназначенные для создания прохлады в летнюю жару.
Фан Цзиньсю окинула помещение взглядом. Место казалось ей знакомым и в то же время чужим: она прожила в этом поместье больше пятнадцати лет, а теперь стала здесь посторонней.
Ее испуганный взгляд упал на кровать лоханьчуан[35] возле окна, где она сидела чаще всего. Там Фан Цзиньсю заметила небольшой тканевый сверток.
Фан Цзиньсю, словно задумавшись о чем-то, медленно подошла к окну. Она не могла поверить в происходящее и долгое время колебалась, прежде чем протянула руку и развернула сверток.
Внутри обнаружились разные мелочи: крошечные мускусные мешочки, глиняные собачки и котята, колокольчики и много чего еще. Все лежало в полном беспорядке, словно покупалось в течение долгой поездки.
Слезы Фан Цзиньсю снова полились ручьем.
Похоже, он говорил и о ней.
Ночь понемногу становилась спокойнее. Кто-то не мог уснуть от радости, а кто-то – от горя. На рассвете в очагах ночных ларьков потушили огонь, а в утренних чайных ларьках, напротив, разожгли его.
Старик Ню продавал чай и суп в начале переулка больше двадцати лет. Он, конечно, уже не был так проворен, как в молодости, но его мастерство осталось на высшем уровне. Чай и суп с боярышником, несмотря на медлительность хозяина лавки, источали невероятно соблазнительный аромат уже на рассвете.
Пока старик Ню хлопотал, кто-то подошел к его ларьку.
– Хозяин, я хочу чашку чая и суп!
Голос принадлежал молодому человеку. Старик Ню поднял взгляд и увидел перед собой юношу.
Тот был очень изящен и хорошо одет. Сразу видно – богач. Однако старика знали все здешние посетители, а юноша обратился к нему так, словно видел впервые.
Но торговле это не мешало, так что не имело большого значения.
– Молодой человек, как вы рано! – воскликнул старик Ню, ловко наливая суп.
Фан Чэнъюй уселся на скамейку и, взяв чашку двумя руками, стал пить маленькими глотками. На его лице отразились радость и удовлетворение.
Старик Ню столько лет посвятил приготовлению чая и супов по двум причинам: чтобы прокормить свою семью и чтобы видеть счастливые улыбки довольных посетителей. Это доставляло ему огромное удовольствие.
– Дядюшка, где-то поблизости, если я правильно помню, продаются леденцы на палочке, верно? – спросил Фан Чэнъюй.
Старик Ню задумался и кое-что вспомнил.
– Ну, около семи лет назад я перестал этим заниматься, – ответил он, снова взглянув на Чэнъюя.
– Я пробовал леденцы, когда был маленьким, – застенчиво улыбнувшись, объяснил Фан Чэнъюй. – Но я уже много лет не выходил из дома и не знал, что их, оказывается, уже не делают.
Старика Ню немного озадачили слова Чэнъюя. Однако тот не стал возвращаться к этому вопросу и, сделав небольшой глоток, поднялся на ноги.