– Я убежден, что все в этом мире имеет причинно-следственную связь. Если что-то к чему-то приводит, значит, для этого должна быть причина. Это достаточно очевидно. Ты точно имеешь какое-то отношение к семье Фан. Я проверил всю твою подноготную, включая родственников. Даже ознакомился с записями уезда Дунпин и добрался до сборника стихов, где нашел одно любопытное стихотворение… Его написал студент из Дунпина. Поэтический слог там не очень, поэтому зачитывать его я не стану. Меня привлекла в нем небольшая приписка. Там говорилось о радостном восхождении на гору Фуню восемнадцатого числа девятого месяца пятого года правления Юнсянь. Стихи подписаны начальником Цао Цунем, а также там упоминаются имена друзей: Ван Цзицин, Хуан Е и Ли Чанхун.
Фан Чэнъюй посмотрел на начальника Ли.
– Господин Ли, ты ведь не скажешь, что у того человека просто такое же имя?
Ко всеобщему удивлению, в неизвестном стихотворении и правда обнаружились свидетельства пребывания Ли Чанхуна в уезде Дунпин.
Это всех удивило, и они изменились в лицах.
Глаза начальника Ли заискрились.
– И что с того? – бросил он. – Ну был я на горе Фуню, и что дальше? Ты сам сказал, что в стихотворении говорится о совместном восхождении на гору. Какое это имеет отношение к семье Фан? Хочешь сказать, что все, кто путешествовал в тот день, причастны к несчастьям вашей семьи?
Слова Фан Чэнъюя приводили к одному выводу: члены семьи Фан в тот день находились на горе Фуню, и Ли Чанхун стал свидетелем того, что там случилось. Именно в этом Чэнъюй уловил причинно-следственную связь.
Все навострили уши.
Ли Чанхун презрительно усмехнулся. По его глазам было видно, что он сам с нетерпением ждет продолжения. И, похоже, ждал чего-то конкретного.
Старая госпожа Фан все еще нервничала. Она шагнула вперед. Фан Юйсю, которая все это время поддерживала ее под руку, чувствовала напряжение в ее теле.
В удушливой тишине снова раздался расслабленный и бархатистый голос Фан Чэнъюя.
– Господин Ли, ты слишком много болтаешь, – произнес он. – Разумеется, то, что ты там был, не значит ровным счетом ничего, поскольку связан здесь сейчас только ты, а не кто-то еще. И говорю я это не для того, чтобы получить подтверждение.
Когда Фан Чэнъюй говорил это, он, сложив руки за спину, сделал несколько шагов назад и остановился возле солдата.
Молодой господин Фан слегка поклонился ему.
– Братец солдат, не одолжишь мне свой меч? – мягко спросил он.
Несколько удивленный солдат невольно бросил взгляд на чиновников.
– Молодой господин Фан, не устраивайте самосуд, – напомнил ему один из них.
Фан Чэнъюй ответил ему со всей учтивостью:
– Будьте спокойны, господин. Юнец знаком с законами своей страны.
Чиновник замолчал и посмотрел на начальника Ма, чье лицо до сих пор не выражало никаких эмоций. Он будто бы витал в облаках.
Охранник без колебаний вытащил из ножен меч и протянул его Фан Чэнъюю.
Молодой господин Фан поблагодарил его и взял оружие.
Изящные и утонченные манеры юноши и его худощавое телосложение совершенно не сочетались со смертоносным лезвием в его руках, и это выглядело комично и неуместно.
Да и оружие он держал неправильно.
– Я впервые взял меч в руки, – застенчиво произнес он.
Однако никого не волновало ни то, как он стоял, ни его оправдания. Все это делало его еще больше похожим на ребенка.
Фан Чэнъюй подошел к Ли Чанхуну, держа в руке меч.
– Я лишь говорю, что знаю о том, что ты хранишь множество секретов, – продолжил он. – Мне не нужно твое подтверждение. Я лишь хочу, чтобы ты раскрыл мне свои тайны.
Начальник Ли рассмеялся, однако тут же умолк, потому что Чэнъюй приставил меч к его шее.
– В книгах сказано, что ученый человек тверд характером и силен духом, что он держит слово до последнего вздоха, – сказал Фан Чэнъюй. – Ты прекрасно осведомлен, что из-за своей затяжной болезни я не делал успехов в учебе, так что вас, людей образованных, мне встречать не доводилось. Именно поэтому я хочу лично проверить, хватит ли тебе духа и твердости хранить молчание до самого конца.
Выражение лица Ли Чанхуна изменилось. Чиновники нахмурили брови.