Цель вижу, атакую!

Разумеется, Судейкин тут же подговорил инженера, который, вознеся до небес чудесные свойства «вира», отправил Веснина к командиру соседней эскадрильи. А тот, тоже предупрежденный Провом Васильевичем, послал Мишу в полковую мастерскую. Там сейчас и задержался незадачливый Веснин.

Миша влетел в ленинскую комнату последним, когда все техники были в сборе, а замполит уже встал из-за стола, чтобы начать беседу.

Веснина забросали вопросами:

— Нашел «вир»?

— Хороший клеек?

— Держит, как электросварка?

Миша глухо зарычал и полез, раздвигая товарищей, за последний стол.

Борис Валентинович утихомирил расходившихся техников и приступил к беседе. Он говорил о том, что технический персонал обязан бороться за безаварийность полетов, предупреждать летные происшествия, добиваться высокой боевой готовности.

Все правильно. Но через несколько минут Агеев понял, что зря начал с общих, всем известных истин. А остановиться уже не мог. Где-то в глубине души сохранилось убеждение, что всякую беседу надо открывать вступлением, излагающим общую суть вопроса, а потом переходить к фактам. Наконец, он разделался с затянувшимся вступлением и сказал:

— Нужно утроить бдительность, чтобы не было таких случаев, как с техник-лейтенантом Весниным.

— А что с ним случилось, товарищ майор? — раздался голос с места.

— Как это вы не знаете? — искренне удивился Агеев. — Весь аэродром знает.

— Никак нет, мне неизвестно.

Это, оказывается, сказал Судейкин. Видите ли, ему неизвестно. Наверное, опять затевает какую-нибудь «покупку». Не выйдет, дорогой, не на того напал.

— А я-то был уверен, — протянул майор, — что вам, Пров Васильевич, эта история лучше всех знакома. И на стоянке ваши с Весниным самолеты рядом, и побеседовать у вас с ним была возможность. Не вы ли с ним все вопросы в субботу обговорили? За графинчиком… с холодной водичкой, которую вам Зиночка, расщедрившись, поднесла?

Громыхнул хохот. Конечно, случай в столовой до присутствующих уже был доведен. Поди сам Судейкин постарался.

— Один-ноль в вашу пользу, товарищ майор, — присудили техники.

— Ладно, — продолжал Агеев, — повторяю специально для Прова Васильевича и для тех, кто почему-то не знает. В воздухе, на высоте не менее пяти тысяч метров, с машины лейтенанта Кульчинского сорвало фонарь. Вряд ли так вышло бы, если бы техник-лейтенант Веснин проявил достаточную бдительность во время предполетного осмотра самолета. Теперь понятно?

Судейкин молчал. Не возражали и остальные техники. «Ага, почувствовали, что я спуску не дам. Так слушайте…»

Он продолжал беседу с твердой уверенностью, что офицеры согласны с ним и теперь оценят по достоинству грубый промах разгильдяя Веснина. Но вскоре заметил, что это не совсем так.

Его слова как бы проскакивали между слушателями, никого не задевая. Взоры их были неуловимы…

Агеев умолк.

— Вопросы есть? — спросил он автоматически.

— Нету, нету… — зашумели техники.

— Все ясно-понятно.

— Можно идти?

— Идите, — разрешил Агеев, понимая, что беседа не получилась.

Комната освободилась очень быстро. Всех словно ветром сдуло.

Одним из последних выходил Судейкин. Он вынул самодельный портсигар из плексигласа с вырезанной на нем звездочкой — «не с войны ли?»— постучал мундштуком папиросы о крышку, закурил.

«Основательный мужик», — отметил про себя майор. Ему захотелось остановить Судейкина и спросить, что он сейчас думает о его беседе, об истории с сорванным фонарем. И надо б это было сделать. Но что-то мешало. И пока Борис Валентинович решал, как быть, Судейкин своей неспешной походкой прошагал мимо.

Рабочий день окончился. Выйдя из казармы, майор Агеев остановился в раздумье, огляделся. Техники уже исчезли, разбежались по городку: кто домой, кто на стоянку.

Большой, сильный Борис Валентинович почувствовал себя беспомощным, вялым. Казалось, что мышцы его застоялись, просили движения. Хотелось размяться, хоть чем-то доказать себе, что он крепок, здоров, ловок.

«Схожу-ка в летный спортгородок, на турнике или качелях покручусь. Пусть силушка пожилушкам заиграет».

За учебным корпусом стояли огороженные штакетником турники и брусья под дощатыми колпаками, сваренные из металлических прутьев колеса и вращающиеся качели, а неподалеку высился катапультный тренажер.

В спортгородке было пусто. Только у тренажера Агеев заметил двух авиаторов. В одном Агеев узнал капитана — начальника парашютно-десантной службы, в другом, к удивлению, лейтенанта Додонова.

Чего они тут делают в неурочное время? Учебное катапультирование отрабатывали еще в понедельник, нынче никаких тренировок не предвидится.

Пока Борис Валентинович подходил, капитан зарядил тренажер пиропатроном, внимательно проверил все приспособления и кивнул Додонову:

— Садись.

— Подождите, подождите, — остановил их Агеев, — кто вам разрешил тренировки?

— Командир полка, товарищ майор, — ответил капитан.

— С какой целью?

— Лейтенант Додонов пропустил занятие. Попросил проверить…

«А он настырный, этот Фитилек, — подумал Агеев, — Свою линию гнет».

— Ну, коли так, давайте…