Цель вижу, атакую!

Виктор выбежал из шахматного домика. Около него на треноге стояла ТЗК — труба зенитного командира. Дежурный солдат-наблюдатель следил за тем, чтобы летчик, совершающий посадку, вовремя убирал шасси, и если тот забывал это сделать, сигнализировал звонком руководителю. Додонов попросил солдата отойти и занял его место. Он прильнул к окулярам трубы как раз в тот момент, когда на подходе к аэродрому из облаков маленькой птичкой вывалился истребитель Кульчинского.

Крылья истребителя быстро росли, распластываясь всё шире и шире, надвигались. Самолет обретал объем, и вот уже в окулярах трубы можно различить лобовое стекло самолета, а за ним голову летчика.

Ни лица, ни тем более глаз пилота разглядеть было нельзя. Но в воображении Додонова возникли глаза Кульчинского, будто Виктор встретился с ним взглядом. Ему даже почудилось в глазах Кости отчаяние и досада.

Самолет наплывал, уже не вмещаясь в окуляры трубы.

И вот мимо Додонова по бетонке, чуть вздрагивая, промчалась машина. Погасив ее скорость, пышным букетом раскрылся тормозной парашют.

«Чудеса да и только, — подумал Додонов: посадка — обычное для Костьки дело. Он же отличался чистой работой. А тут второй заход».

— Лейтенант Додонов. — раздалось сверху. Виктор поднял голову. Полковник Николаев, приоткрыв створку окна, выглянул наружу: — Додонов!

— Слушаю, товарищ полковник!

— Почему вы вчера пропустили тренировки на катапультном тренажере?

— Я… я, — Виктор быстро прикинул, что бы сказать в свое оправдание. Из учебного корпуса он ушел с досады и даже не знал, чем потом занимались его коллеги.

— Слышал, что вы — это вы. А почему не были?

— Меня отстранили от полетов.

— От полетов, а не от занятий. Ясно?

— Ясно.

Полковник хмыкнул и так быстро исчез за стеклами СКП, что Виктор ничего не успел добавить. А надо было сказать о вчерашнем странном разговоре с Девятовым, о его обидном предложении подать рапорт на списание. Нет, не станет он об этом говорить. Незачем. Полковник и без него должен знать. Он же «король»! И все понимает отлично.

— Товарищ полковник, — неожиданно для себя закричал Виктор. — Разрешите отдельно отработать катапультирование?

Сверху, из «тронного зала» пришел ответ;

— Разрешаю.

Среда

1

Майор Борис Валентинович Агеев признавался себе, что попал в «сложняк». В академии он уверенно шел по курсу партийно-политической работы. Все было ясно, как при полете в видимости земли, когда местность известна: можно, как говорят летчики, по пенькам привести машину на аэродром. А теперь ориентиры начали путаться. Это стало особенно приметным после субботней истории со слетевшим фонарем и размолвки с полковником из-за Додонова.

Поначалу обстановка казалась майору вполне определенной. Додонов — нарушитель летной дисциплины, его надо примерно наказать. Более того, он опасный человек, за ним нужен глаз да глаз, не то опять выкинет коленце. Отстранили его от полетов законно. И вообще следует подумать, оставлять ли его на летной работе…

Однако озадачивала неторопливость, медлительность командира. Какие-то шутки, ласковые нотки у него: «Фитилек». Вон как…

Справедливости ради, полковник — авиатор превосходный. Хотя ему перевалило за сорок, летает на «полную железку». А таких руководителей полетов, точных, рассудительных, с такой мгновенной реакцией и чуткой мудростью, Агеев за свою летную жизнь нс встречал.

Не раз слышал Борис Валентинович, что на первых порах иные командиры нарочно «прижимают» замполитов, чтобы прочнее свое «я» утвердить. Николаев такой фанаберией не страдает.

Борис Валентинович рассчитывал на совет Девятова, кадровика из вышестоящего штаба, человека, видимо, бывалого, ответственного. Он близко к сердцу принял историю с Фитильком, пожелал с ним встретиться. Ну и встретились…

От этого разговора такое ощущение, будто гнилой орех раскусил. Вон как у Девятова: ты нам не мешай, мы тебе не будем. Сделка. Правильно, что Фитилек не согласился. А он, Агеев, промолчал, Отчего? Авторитет Девятова не хотел подрывать или из робости, нерешительности?

Был замполит собою крайне недоволен, когда подходил к ленинской комнате, где собирались техники. С ними он хотел провести беседу.

Он вошел в комнату. Офицеры встали, заскрипев стульями. Еще не все пришли со стоянки. Надо было подождать.

Техники шумели. Борис Валентинович сразу уловил, что «запущен» очередной розыгрыш. Разыгрывали Веснина. Закоперщиком был Судейкин, который по-своему хотел ободрить приунывшего Михаила. Тот пожаловался, что сапоги буквально горят на бетонке, подошвы стираются в несколько дней. Пров Васильевич его внимательно выслушал и посоветовал приклеить к подошве слой микропорки. «Знаешь, Миша, — сказал он, — клей тут появился изумительный. Прихватывает в пять минут. Держит, как стальные заклепки. Клей этот называется «вир». «А где его взять?» — обрадовался Веснин. «У нашего инженера видел, из Москвы привез, отличная вещь».