Царский угодник

Но вернемся к Вырубовой.

В семнадцатом году Вырубову арестовывали несколько раз – вначале Временное правительство, потом большевики, и так продолжалось до тех пор, пока она вообще не исчезла с поля зрения. Одни считали, что она умерла, другие – скрылась в бескрайней России под чужой фамилией, третьи же авторитетно свидетельствовали, что бывшая фрейлина ушла за границу – пешком через леса и болота, поселилась в укромном месте и умерла в 1926 году, другие так же авторитетно подтверждали это, только называли другую дату смерти – 1929 год, но никто, почти никто не знал, что на самом деле она постриглась в монахини и жила в Финляндии, в монастыре, до глубокой старости. Скончалась она в восьмидесятилетнем возрасте в 1964 году и похоронена на одном из кладбищ под финской столицей. Те, кто страстно желал расправиться с Вырубовой, так до нее и не добрались, хотя жила она под своей девичьей фамилией Танеева, – а желающих расправиться с нею было много. И у белых, и у красных.

В двадцатых годах был опубликован дневник Вырубовой – как потом выяснилось, фальшивый, над которым славно потрудились знаменитый Алексей Толстой и историк П. Щеголев. Видать, на то было спущено указание откуда-то с больших высот, может быть, даже с самого верха, чтобы немного сместить стрелки истории в нужную сторону. Несколько позже в печати появился и подлинный дневник Вырубовой. Признаюсь, что читать и то и другое чрезвычайно интересно.

О жизни Вырубовой нет таких подробных книг, как, допустим, о Николае или Распутине, но фигура эта, может, даже более значительная и зловещая в царском окружении, чем Распутин, и кто знает – вдруг о ней в будущем начнут писать так же страстно и противоречиво, с гневом и болью, с брезгливостью и лаской – кто как, словом – как сейчас пишут о Распутине.

Недавно из архивных кладовых были изъяты полицейские дела – донесения агентов наружного наблюдения и обычных стукачей, «порядочных граждан», привыкших нежиться на пуховых перинах, из дома лишний раз носа не высовывавших, но очень зорких, – мимо таких никогда муха незамеченной не пролетала, финансовые документы, ведомости и протоколы, вырезки из газет, журнальные переводы с французского, немецкого и английского, телеграммы и письма – в общем, все, что попадало в руки бдительных полицейских стражей. Раньше эти дела были закрыты – непонятно только, почему, зачем? – и чтобы их получить, надо было пройти такую проверку, как для поездки в капиталистическую страну, – сейчас же запыленные и сдобренные потом полицейские труды открыты. Одна из папок отведена Вырубовой, ее горькому, никем не описанному (даже в фальшивом дневнике) периоду, когда она томилась в Трубецком бастионе Петропавловской крепости – больная, голодная, равнодушно взирающая на страшных крыс, прыгающих, словно зайцы, по ее койке, бесчувственная ко всему на свете.

В папке – ходатайство ее отца, письмо его к дочери, ответное письмо Вырубовой. После этой переписки бывший статс-секретарь и главноуправляющий его императорского величества канцелярией Александр Сергеевич Танеев начал обтаптывать разные высокие пороги, вплоть до кабинета Керенского, добиваясь освобождения дочери.

Письмо Вырубовой к отцу стоит того, чтобы его процитировать, в нем много любопытных подробностей. Почерк у Вырубовой – мужской, неразборчивый, она умела как-то странно растягивать слова, будто бечевку, на бечевке этой иногда возникали утолщения – заглавные буквы. Так, стремительным, неясным, очень невыразительным мужским почерком, Вырубова и писала.

Письмо, сохранившееся в деле, было отправлено Анной Вырубовой отцу 18 апреля 1917 года: «Лежу иногда на полу ночью, а позвать – не услышат, а у меня еще часто обмороки, – пока кто придет! Женщина дежурит только днем и то без солдата войти не может, а с 9 часов (имеется в виду 21.00. – В. Л.) – солдаты. Я писала два прошения о больнице, но вероятно, чем хуже – тем лучше. Дорогой, я ужасно хочу тебя видеть, но боюсь за тебя, что тебе будет очень тяжко – я стала такая слабая, если бы ты знал…»

Отец Вырубовой был в это время уже старый и седой, посеченный многими болезнями – глубокий пенсионер, как принято было говорить в застойное время, мать, Надежда Танеева, все глаза выплакала, переживая за дочь, – ей также пришлось немало обить порогов, ходатайствуя за Анну. Брат Вырубовой предпочитал другой путь: как всякий военный, он был сторонником радикальных мер – хорошо зная, что из Петропавловки человека невозможно вызволить даже оружием, тамошние стены не прошибет даже пушка, он предложил сестре бежать. Вырубова отвергла это предложение. В деле сохранилась ее записка брату: «Сережа, я удивляюсь твоему письму. Удивляюсь, что русский офицер учит побегу. Моя совесть чиста перед Богом и людьми, и я останусь там, куда Господь меня поставил, и никуда не побегу. Я спокойна, окружена заботой и любовью дорогих и близких мне людей, и никто меня не запугает. Аня».