Царский угодник

Он завел мотор, включил фары. Два резких снопа света вновь вырвали из ночной темени сторожку с двумя слепыми оконцами, осветили самого сторожа – бородатого инвалида в ватной папахе, прижавшего к себе старую трехлинейку, инвалид безмятежно спал – резкий свет не разбудил его, инвалид лишь пошевелился, повернул голову набок, устраиваясь поудобнее, и, привычно стискивая руками винтовку, продолжал храпеть дальше.

– Вот так везение! – удивленно проговорил Дмитрий Павлович. – Он даже не проснулся.

– Солдат. Привык дрыхнуть в окопах. Там они все спят стоя, сидя – как угодно, в самых неудобных позах, не обращая внимания ни на что, – сказал Пуришкевич. – Даже если рядом взорвется снаряд и его забросает землей – также не обратит внимания и будет спать дальше.

На этом везение заговорщиков кончилось. Едва они проехали мост, как автомобиль начал чихать, из выхлопной трубы стали вылетать зеленые чертенячьи искры, колеса оскользались в снегу, юзили – машина никак не хотела двигаться дальше, а потом и вовсе заглохла.

– Что за напасть! – Дмитрий Павлович хлопнул перчаткой по рулю. – Никогда за этим автомобилем таких сюрпризов не водилось.

– Свечи, – коротко бросил Лазоверт, выскочил из автомобиля, прочистил свечи, и машина завелась. Двинулись дальше.

Проехав километра три, вновь остановились. Опять доктору пришлось выбираться из тесной, успевшей немного нагреться кабины.

Когда остановились в третий раз – это произошло недалеко от Петропавловской крепости, – Дмитрий Павлович сообразил:

– Это, господа, Гришка нас не пускает, за полы шинелей держит. Вот нечистая сила!

– Поздно нас держать за полы, – мрачно и устало пробормотал Пуришкевич. Усмехнулся. – Все! Вы знаете, о чем я думаю, господа?

– О чем? – спросил великий князь. – Извольте поведать.

– О том, что, может быть, мы напрасно сбросили тело Распутина в реку, может, лучше было оставить его где-нибудь на виду, в приметном месте?

– А какой смысл?

– Мне кажется, очень скоро появится второй Распутин, лже-Гришка… очень уж это занятие выгодное – быть Распутиным. И прибыль приносит, и славу, и усладу. А?

– Может быть, вы и правы, – после некоторого молчания произнес Дмитрий Павлович, – но ведь сделанного не исправить – все. Поезд ушел, и даже красного хвостового фонаря его не видно. Гришка Распутин находится в реке, подо льдом. Назад его не вытащить, не оживить.

– Да, не вернуть. – Пуришкевич вновь хмыкнул. – Было бы странно, если бы кому-нибудь это удалось сделать. Вы правы, Дмитрий Павлович, дело сделано, и не стоит теперь сомневаться в чем-то. Это только собственные нервы трепать.

– А потом, Россия распадается, разламывается, как гнилой арбуз. Народ бунтует, много голодных, еще больше увечных… И не один Распутин в этом виноват. Как было бы просто, если б виноват был только он один.

– Все равно его надо было убирать.

– Естественно. – Великий князь побарабанил пальцами по кругу руля, прибавил скорость. – Другого выхода просто не было. – Он снова побарабанил пальцами. – А ведь действительно, из какой-нибудь сибирской или уральской Голопуповки может приехать мужик, как две капли похожий на Распутина, и продолжить его дело… – Дмитрий Павлович сдавленно, словно бы не веря в то, что такое может быть, рассмеялся. – Дело Распутина бессмертно. Так, Владимир Митрофанович?

– Думаю, что нет. – В голосе Пуришкевича привычно зазвенел металл. – Появится второй Распутин – поступим с ним, как и с первым.

Замолчали. Каждый думал о чем-то своем, в основном о грустном. Печаль светла, только в печали да в заботе о ближнем рождаются светлые мысли. Вскоре подъехали ко дворцу великого князя.

Когда выходили из машины, Сухотин, обычно молчаливый, сосредоточенный, погруженный в себя, неожиданно выругался.

– Что случилось, капитан? – насторожился великий князь.

– Да вот. – Сухотин брезгливо, двумя пальцами, выкинул из машины на снег резиновый бот Распутина, – забыли.

– Вот напасть! Тьфу! – Великий князь отплюнулся. – Одну галошу благополучно выкинули, вторая же, как графиня, на автомобиле прибыла в Питер. Как же это мы? – Он усталыми глазами обвел приехавших.

– Это еще не все, – сказал Сухотин. – Кровь протекла на ковер…

Салон машины украшал роскошный персидский ковер пурпурного цвета, постеленный под ноги, с жестким ворсом, с тонким затейливым орнаментом, этот ковер был безнадежно испорчен – на нем чернели крупные кровяные пятна.

– Нечистая сила есть нечистая сила, – сказал Пуришкевич, – гадит, даже когда отправляется в нети…

Из дворца вышел высокий сутулый человек – камердинер великого князя. Дмитрий Павлович, указав пальцем на распутинский бот, потом на ковер, распорядился:

– Это сжечь! Чтобы следов не осталось. Камердинер молча поклонился.

– Ковер вытащить из машины сумеете? Он в нескольких местах прикреплен металлическими пластинами.

Камердинер кивнул и вновь молча поклонился – этот человек словно бы был лишен речи. Прислуга у великого князя была вышколена донельзя, своего хозяина понимала с полуслова, она вообще научилась не задавать никаких вопросов.