Читаем Царский угодник полностью

– Пусть ищут сколько угодно, Феликс, – спокойно отозвался на сообщение великий князь. – Нева – река бурная, течение в ней стремительное, напор такой, что пальцы оторвать может. Думаю, что Распутин уже кормит рыб где-нибудь в Маркизовой Луже. Свидетелей нет. Сторож, который мог бы все увидеть, ничего не видел – спал мертвецки. Гришкину роскошную шубу, по которой можно было бы найти тех, кто отправил великого мерзопакостника в далекое морское плавание, никто из нас себе не присвоил. Концов нет. Все концы, дорогой Феликс, в воде. – Великий князь аккуратно хохотнул в кулак, ему нравилась присказка насчет «концов» и «воды». – Дело сделано, и – концы в воду.

– Да, концы в воде, но надо быть готовым ко всему, – сказал Феликс. – Слухи об убийстве Распутина не на шутку взбудоражили Петроград.

– Это естественно.

– Надо бы, пожалуй, всем собраться вновь и выработать общую линию поведения, – предложил Юсупов, – а потом уходить, как степняки, на конях в разные стороны… Я, например, собираюсь поехать в Крым к Ирине.

– Я завтра уезжаю в Ставку, Пуришкевич же, насколько я слышал, собирается с санитарным поездом на фронт.

– Когда?

– Завтра.

– Раз так, то надо немедленно разыскать Пуришкевича, – сказал Юсупов.

– Я, пожалуй, тоже отправлю записку императрице. – Великий князь выдержал паузу. – Пусть моя цидулка находится у нее.

– Не советую. Никакие объяснения не будут приняты. Императрица всегда считала и продолжает считать Распутина святым, поэтому любой, кто вздумает поднять на него руку, должен быть наказан. Такова женская логика императрицы.

Едва Юсупов закончил разговор, как пришел Сухотин, подтянутый, с медлительными движениями – недавнее ранение сказывалось, – со спокойным, чуть угрюмым взглядом.

– Я пришел попрощаться, ваше высокопревосходительство, – сказал Сухотин. – Я возвращаюсь на фронт.

Таким образом, разъезжались все участники заговора: великий князь, Юсупов, Пуришкевич, Сухотин: Лазоверт как главный врач санитарного поезда отбывал на фронт вместе с Пуришкевичем.

– Капитан, – сказал Сухотину Юсупов, – у меня к вам просьба – разыщите Пуришкевича и доставьте его сюда. Нам надо срочно посовещаться, как вести себя дальше, иначе нас, как куропаток, возьмут каждого по отдельности в словесные силки и поймают на разнице показаний.

– Да, по Петрограду идет большой шум. Народу уже точно известно, что Распутина утопили. По всему городу бегают бабы с ведрами, хотят набрать святой воды. Только не знают, откуда – из Невы ли, из Фонтанки либо же из Малой Невки с Мойкой…

– Адрес, капитан, можете давать смело. Пусть хоть всю воду вычерпают из Невы, река от этого не оскудеет.

– Намек понял. – Капитан скупо улыбнулся и уехал за Пуришкевичем.

Юсупов остался в кабинете один. В конце концов, они сделали первый шаг, спасли трон от Распутина и его шайки и вместе с троном, надо полагать, оберегли Россию от потрясений… Главное сейчас – переждать поднимающийся шум. Распутина уже нет, и он не вернется – дело сделано! – и с этим надо было считаться и императрице, и Вырубовой, и самому государю, и всей России, кто бы как бы к «старцу» ни относился.

Совещание состоялось во дворце Дмитрия Павловича. Юсупов рассказал о визитах официальных лиц в его дом, о том, что он сообщил генералу Григорьеву, что написал в послании к царице и что он говорил питерскому градоначальнику Балку, затем коротко высказались Пуришкевич и Сухотин (Лазоверта не было, он готовил к отправке поезд), Лазоверта брал на себя Пуришкевич, итоги подвел великий князь.

Было решено действовать по схеме, предложенной Юсуповым, и всем говорить только то, что он уже сообщил Балку, Глобачеву, Григорьеву и другим.

Пуришкевич с досадой мял рукой мясистый, гладкий, как бильярдный шар, затылок:

– Эх, дал же я маху с этим городовым! Слишком уж я с ним разоткровенничался, понадеялся на его порядочность… А какая порядочность может быть у полицейского? Нервы подвели меня, нервы…

– Не убивайтесь, Владимир Митрофанович, – успокаивал его великий князь, – что сделано, то сделано. Теперь надо танцевать от печки, которую мы сообща сложили, и говорить только то, что мы решили сказать.

Поздним вечером, в темноте и вое снеговых хвостов, санитарный поезд Пуришкевича отбыл на фронт. Феликс Юсупов и великий князь Дмитрий Павлович остались в Петрограде. Уезжать они решили вместе, в один день: Юсупов, как и собирался, к жене в Крым, Дмитрий Павлович – в Ставку.

Телефонные звонки раздавались во дворце Юсупова до трех часов ночи, многие из тех, кто тревожил князя, даже не думали, что звонить в такую пору уже неприлично, – предлагали свою помощь, кров, защиту, деньги, спрашивали о деталях убийства, на что усталый, издерганный князь неизменно отвечал:

– Помилуйте, какой Распутин? Какое убийство? Вполне возможно, что Распутин убит, но я к этому не имею никакого отношения. Я вообще слышал другую версию: Распутин убит в драке с цыганами – полоснули ножом по горлу, а труп закопали в подвале.

В конце концов звонки ему надоели, и он перерезал ножом телефонный провод.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза