Царский угодник

Он все точно просчитал, темноликий мужик с пивными светлыми глазами и черной, пахнущей сапожной ваксой бородой. Он вычислил, что если Дмитрий Павлович женится на Ольге, то ближе всех окажется к престолу. Больной гемофилией наследник – не жилец на белом свете, это Распутин понимал прекрасно и во всех своих действиях, во всякой стрельбе в будущее делал на это поправку, – а раз он умрет, то царем станет Дмитрий Павлович.

Вот чего ни в коем разе нельзя было допускать. Как только Дмитрий Павлович сделается царем, Распутина мигом оттеснят с царского двора или, того хуже, сошлют на Сахалин. Закончив подсчеты, Распутин подвел черту под своей «арифметикой», на некоторое время пришел в уныние, но потом взял себя в руки и начал действовать.

Нанес визит к царю, где на пальцах попытался доказать, что произойдет, если Дмитрий Павлович женится на Ольге, а здоровье «родного Алешеньки» ухудшится. Царь в ответ лишь засмеялся.

– Если Богу будет угодно – я не против, – сказал он. – Пусть Митька даже престол займет… Ну и что? Он для меня такой же родной, как и Алеша.

– Ну не сын же! – сердито вскинулся Распутин.

– Почему? – возразил царь. – Сын!

– Йй-эх! – Распутин, распаляясь, громко хлопнул рукой себя по заду и отвернулся от царя. – Ничего-то ты не понимаешь, оказывается!

– Давай лучше выпьем! – неожиданно предложил царь. Распутин угрюмо посмотрел на царя:

– А что у тебя есть?

– Все, что хочешь! – хвастливо произнес царь и весело ухмыльнулся. – Коньяки всякие, в основном «Хеннесси» и арманьяки, вина французские, рейнвейны, есть португальское вино, целый бочонок, подарок посла.

– А мадера? – задал Распутин вопрос, который должен был задать.

– Чего нет, того нет, – огорченно проговорил царь, – недоработка министра двора, которая завтра же будет исправлена, сам я, ты знаешь, мадеру пью мало.

Распутин почмокал губами, соображая, чем бы потешить желудок. Французские вина он не любил – слишком кислые, да и проку от них не больше, чем от простой воды, только ноги мыть, коньяки пахли клопами, о рейнвейнах раньше он никогда не слышал, а вот португальское вино… Это портвейн, значит… Распутин пил его однажды и остался доволен – взяло винцо не хуже «мадерцы».

– Давай этого самого, которое из бочки, – сказал он.

– Не то разговор сухой получается, – пожаловался царь, – горло дерет.

– Не сдавай Алешеньку Митьке, – с неожиданной тоской в голосе попросил Распутин.

Эта слезная, щемящая, идущая из глубины тоска тронула царя.

– Разве я сдаю? Эх, отец Григорий, отец Григорий! Есть вещи, которые стоят выше пресловутых «сдавать» или «не сдавать», и я с этим должен считаться.

– Считайся, считайся, никто этого права у тебя, «папа», не отнимает, но Алешку не сдавай. Митька подомнет его, переломает кости, спихнет со стула, а сам сядет на его место.

– Ты пойми, отец Григорий, Митька мне – такой же сын, как и Алексей.

Поняв, что царя ему не переубедить, Распутин прибегнул в последнему своему средству:

– Да Митька болен, разве ты этого не знаешь?

– Нет, – спокойно качнул головой царь.

– У него такая болезнь, что с ним нельзя даже находиться в одном помещении.

– Это что, туберкулез? – холодно осведомился царь.

– Хуже! При туберкулезе можно хоть руку подать, а при этой болезни – нельзя!

– Что это? – царь нахмурился. – Что за болезнь?

Распутин врал. Врал беззастенчиво, прекрасно понимая, что если из этого разговора за стены дворца вылетит хотя бы одно словечко, всего одно – и он приобретет сильного и беспощадного врага. Но… одним врагом больше, одним меньше – все едино, посчитал в тот момент Распутин и по-своему был прав: от этого каша на кухне не подгорит, а на все остальное не стоит обращать внимание. Дружба с «папой» все равно все перекроет. А вот если престол уплывет, то тут и самому придется уплывать. Ногами вперед. Никто тогда не спасет.

«Старец» назвал, что за болезнь подцепил Дмитрий Павлович.

– Не может быть! – Царь невольно побледнел и на шаг отступил от Распутина – слишком уж дурной и грязной считалась эта болезнь.

– Можешь не верить, – пробормотал Распутин, глядя в сторону, – это твое дело. Но у меня сведения точные.

– Откуда?

– Да от той бабели, что Митьку болезнью и наградила. А ты – откуда, откуда? От верблюда!

– Не может этого быть! – растерянно воскликнул царь.

– Может, еще как может! – Распутин хрипло и зло рассмеялся. – Тебе должна быть знакома фамилия одной московской мамзели… – Распутин назвал фамилию известной любительницы шумных вечеров, пьяных оргий и выездов за город, недавно заразившейся «дурной болезнью» и сейчас находящейся на излечении в клинике. История этой несчастной женщины сделалась широко известной.

– Не может быть! – вновь, в третий раз, растерянно воскликнул царь, отступил от Распутина еще на один шаг. Под глазами у него стремительно набухли мешки, вид сделался озабоченным, старым.

– Увы! – Распутин развел руки в стороны. – Молодость неосмотрительна, а великий князь – не исключение. Нельзя прыгать на все, что шевелится и раздвигает ноги.