– Нет, Просто хочу лишний раз подчеркнуть, что пить из обычного стекла полезнее, чем из хрусталя. – Распутин налил вина в царский стакан, затем в свой, прошептал молитву, – перекрестил стаканы, потом еще что-то прошептал, придвинул стакан к Николаю, попросил, чтобы тот отдал ему свой. Распутин глянул в царский стакан, отпил немного из него и сказал Николаю: – А теперь, «папа», отпей немного из моего стакана. До середки.
Царь повиновался.
Оба стакана оказались отпитыми наполовину, Распутин смешал вино, слив его в один стакан, в свой, потом смешанное вино разлил поровну и придвинул царю его стакан. Царь внимательно следил за манипуляциями «старца». Распутин взял стакан в руку и приказал Николаю:
– Теперь пей до дна.
Тот послушно выпил мадеру до дна. Распутин выжидал момент, когда царь, человек мягкий, впечатлительный, полностью подчинится ему, во взгляде появится покорность, и когда это произошло, проговорил спокойно, тихо, тщательно подбирая слова:
– «Папа», через три дня к тебе придет телеграмма от великого князя Николая Николаевича… Ты ей не верь!
– Что будет в той телеграмме?
– Николай Николаевич станет тебе жаловаться, что в армии кончаются продукты, еды осталось только на три дня и тому подобное, но ты не верь этой телеграмме!
– А на самом деле… – Царь не договорил, умолк на половине фразы, нарисовал пальцем вопросительный знак.
– На самом деле хлеб у него есть. И провиант имеется. Ты прекрасно понимаешь, что, находясь в богатых районах, где хлеба полным-полно, без еды остаться трудно. Мы с тобой, «папа», не дети… Там полно хлебных евреев, которые всякому генералу помогут, а тебе – особенно. Стоит только попросить… Не надо только унижать их, ссылать в Сибирь.
– И что же стоит за всем этим? – спросил царь.
– Николай Николаевич собирается вызвать беспорядки в армии, панику, недовольство тобой. Затем, под предлогом того, что в армии нет хлеба, отступить, тебя обвинить в плохом обеспечении, связанном с никудышным руководством Россией, и потребовать покинуть престол.
– Даже так? – Лицо царя потемнело, под глазами начали стремительно набухать мешки. – Что мне делать? – спросил он растерянным голосом.
– Отправить Николая Николаевича на Кавказ. Некоторое время царь сидел молча, потом так же молча налил себе коньяка, залпом выпил, безучастно разжевал лимонную скибочку. Поднялся.
– Ладно, отец Григорий, обед стынет. Пошли обедать! Что же касается Николая Николаевича, то… Посмотрим, что за сообщение придет через три дня.
Распутин понял, что он не додавил царя, у того внутри остался некий порожек, который ему не удалось соскрести, под сердцем у «старца» что-то остро и опасливо сжалось. Ну что ж… Делать нечего.
– Это и было твое божественное послание? – спросил царь.
– Оно самое.
Царь недовольно поморщился, но ничего не сказал Распутину. Холодок, опасный, колючий, возникший у того под сердцем, усилился.
Оставалось одно – ждать три дня. А там всё станет ясно. Если от великого князя, из армии, телеграммы не будет – значит, промахнулся Распутин, обманул «старца» его собственный сон, который он посчитал вещим.
– Что-то ты не поспешаешь за мной, отец Григорий, – заметил царь, – аль обедать не хочешь? Или случилось что? – Он уже стоял в дверях кабинета, глядел с легкой улыбкой, как «старец» бултыхается в глубоком кожаном кресле, никак не может выбраться, кряхтит, упирается кулаками в проминающуюся пухлую кожу.
– Вот трясина! – выругался Распутин. Заторопился: – Пойдем, пойдем! – Движения у него сделались мелкими, суетливыми. – Я очень хочу увидеть Алешеньку, давно не видел его.
Предвидение не обмануло Распутина – в том, что он клал пратецы себе под подушку, тщательно приминал их головой и просыпался с чувством первооткрывателя, ставшего автором крупного изобретения, что-то имелось. Что-то Распутин действительно видел во сне.
Через три дня царю из Ставки пришла телеграмма, в которой Николай Николаевич извещал о том, что продовольствия в армии осталось ровно на три дня.
Телеграмма произвела на царя оглушающее впечатление: все, что предсказал Распутин, начало сбываться. Даже в мелочах.
Царь, стиснув кулаки, несколько часов просидел у себя в кабинете за письменным столом. Разные мысли рождались у него в голове, разные наказания он придумывал для великого князя, но в конце концов сделал то, что Распутин предсказал в разговоре со своим секретарем: подписал распоряжение об отстранении великого князя от командования действующей армией и назначил его командующим армией, расположенной на Кавказе. Это было крупное понижение, это вообще было отстранение от дел.
Николай Николаевич, находясь в Ставке, не поверил указу царя, пришедшему к нему по телеграфу, он еще целых три дня оставался там и продолжал командовать войсками и разрабатывать операции. В это время с Николаем Вторым повидалась царица-мать, постаралась убедить его в неправоте действий, в том, что он принял слишком поспешное решение, но царь в ответ лишь отрицательно качал головой и никаких доводов не принимал.