Читаем Царский угодник полностью

И собирался он сделать это также с помощью Распутина, вот ведь недаром говорят: «Пути Господни неисповедимы». Прелюбопытнейшая получалась картинка.

Вскоре царица послала мужу новое письмо: «Хвостов меня освежил, я жаждала наконец увидеть человека, а тут я его видела и слышала. Вы оба вместе поддерживали бы друг друга…»

Следом пошло еще одно письмо (для сведения: пока царь находился в Ставке, Александра Федоровна прислала ему более семисот писем, и царь ей регулярно отвечал), в котором были такие слова (думаю, они оказались решающими): «Я с удовольствием вспоминаю разговор с Хвостовым и жалею, что ты его не слышал, – это человек, а не баба, и такой, который не позволит никому нас тронуть и сделает все, что в его силах, чтобы остановить нападки на нашего Друга».

Словом «Друг», с большой буквы, царица часто называла в своих письмах Распутина. А Хвостов… Хвостов умел, как видите, хорошо маскироваться, это был умный, хитрый и очень беспринципный человек.

Царь уступил своей жене, и Распутину, естественно, тоже, – Хвостов вскоре был назначен министром внутренних дел России, Белецкий же – его товарищем, по-нынешнему – первым заместителем.

«Старец» в очередной раз наведался в магазин, славящийся большим отделом старых вин, – это был магазин в магазине, – снова заказал целый ящик напитков: несколько бутылок «Смирновской» высшей очистки, шустовского коньяка и своей любимой мадеры. Он ждал гостей к себе на Гороховую – Хвостова и Белецкого. Оба не замедлили явиться – приехали на квартиру Распутина с корзиной мадеры, с большим розовым лососем, упакованным в пергаментную бумагу, с осетром ресторанного приготовления – огромным, как боров, вольно расположившимся на металлическом блюде – его так, на блюде, и внес в распутинскую квартиру полицейский офицер с серебряными погонами – полковник, которому надлежало теперь исполнять обязанности хвостовского порученца, – с большим хрустальным блюдом черной икры… На втором блюде была икра красная. Отдельно в корзине внесли свежий хлеб – пышные белые булки, и фрукты сочные Бере, виноград Изабелла и Дамские пальчики, яблоки Апорт огромного размера и две шипастые, по-ежиному взъерошенные ананасные головы.

Мясо Распутин не любил – предпочитал рыбу и фрукты, и тех, кто приходил в дом с мясом, разворачивал на сто восемьдесят градусов, это Хвостов с Белецким знали хорошо. Знали и то, что Распутин любил пышный свежий хлеб. «Старец» не раз во весь голос объявлял, что хлеб есть высшая еда на свете.

– Обратите внимание, – говорил он за столом, – хлеб – единственный продукт, который не гниет. А что это значит? Это значит, что еда сия помечена Богом…

– Ну-ну, – довольно расцвел Распутин, встретив новоиспеченного министра с заместителем в прихожей, – молодцы, что явились.

– А как же иначе, – проговорил Хвостов, снимая с ботинок галоши – на улице с самого утра моросил нудный мелкий дождь, – как же иначе? Долг ведь платежом красен!

– Хорошее правило, – одобрил Распутин, – только не все его соблюдают.

– А это у кого какая совесть, тот так себя и ведет. Если совесть у человека привыкла отзываться на всякое дело, и в первую очередь на дело доброе, он и платит добром. – Хвостов довольно улыбнулся.

Вместе с Хвостовым и Белецким к Распутину прибыл и князь Андронников, надушенный, тщательно причесанный, словно бы с корнем уничтоживший прежнюю свою неприбранность, с волосами, смазанными бриолином – заморским снадобьем, специально изготовленным для укрепления волос, пухлый, короткопалый, с неизменным кожаным портфелем под мышкой.

– А ты, князь, проходи в гостиную первым, – сказал ему Распутин, – приготовь там место для всех нас.

Андронников все понял, сделал жест полковнику, стоявшему около вешалки с тяжелым осетром в руках, щеки полковника от натуги были бурыми… Он незамедлительно проследовал за Андронниковым в гостиную.

– Прошу, прошу, господа хорошие, – радушно пригласил гостей Распутин, – чувствуйте себя как дома. У меня здесь все чувствуют себя как дома.

– Сразу видно радушного хозяина, – лучась улыбкой, произнес Хвостов.

– Проходьте, проходьте! В гостиную, где князь с Дуняшкой уже расставляют еду и выпивку. А хотите – в мою комнату! У меня, правда, роскошных кабинетов нет, кабинет мой там, где я, где ем, где иногда пишу мои просьбишки, – словом, там, где я нахожусь…

– Да вам и не нужен кабинет, Григорий Ефимович, – добродушно молвил министр, – вы человек иного склада, некабинетного. Тем вы и хороши, так сказать. А прихожая у вас… – Хвостов неспешно огляделся. – Как зала в царском дворце. Высота потолков, площадь, объемы… – Гость двумя руками попытался обхватить пространство.

– Дак у меня же иной раз человек двести собирается, – похвалился Распутин, – всем что-то нужно. Я им тут и самовар выставляю, и баранки, в блюде – черный хлеб, чтоб знали крестьянскую еду, отдельно – капусту и картошку. Кто хочет – всегда может подкрепиться. Не брезгуют даже генералы.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза