Читаем Царский угодник полностью

С одной стороны, это был удар по царице-немке, боком, слабым рикошетом – по Распутину, а с другой стороны… с другой стороны, означало, что он вышел на короткую прямую в борьбе за министерское кресло. И Распутин ему в этом поможет – поможет, никуда не денется, у него просто выхода нет, и у царя выхода нет. Есть только одно – поставить во главе Министерства внутренних дел патриотически настроенного человека Хвостова.

Признанный думский оратор Пуришкевич подошел к Хвостову, уважительно блеснул крохотными стеклышками пенсне.

– Склоняю перед вами голову, коллега, вы выступили блестяще! О чем предполагаете выступать в следующий раз?

– О хвостах! – не задумываясь, ответил Хвостов, усмехнулся весело: слово «хвост» было созвучно с его фамилией, он словно бы издевался на самим собою.

Пуришкевич это понял, оценил и дружелюбно улыбнулся в ответ:

– Очень своевременно!

Хвостами в российской столице в ту пору начали называть длинные очереди, выстраивающиеся у продуктовых магазинов, – иногда цепочки людей с авоськами и клеенчатыми сумками в руках составляли по нескольку сот метров, эти позорные хвосты надо было ликвидировать.

– Думаю, что успех у вашей второй речи будет такой же оглушающий, как и у первой, – сказал Пуришкевич и поклонился. – Желаю удачи!

Все, Хвостов всплыл, Хвостов стал известен настолько, что всплытие его засекли даже в Царском Селе.

В «Вилле Роде» в одиночестве он сидел недолго – вскоре его увидели уже за столом Распутина. Это был признак того, что «старец» поддерживал Хвостова.

Прошло еще немного времени, и царица послала Николаю на фронт письмо – тот безвыездно находился теперь в Ставке, – где черным по белому было написано: «Тебе нужен энергичный министр внутренних дел…» – и сделала намек на Хвостова: лучше, мол, не найти. В тот же день, когда царь получил это письмо на фронте, с Хвостовым повидалась Вырубова.

Фрейлина, едва оправившаяся после катастрофы, еще толком не научившаяся передвигаться на костылях, уже с головой влезла в государственные дела – она стала играть роль своеобразного начальника отдела кадров при царице и Распутине – одного на двоих, общего. Хвостов успешно прошел чистилище у Вырубовой и был представлен Александре Федоровне.

Это было последнее испытание перед назначением на пост. Когда Хвостов появился у царицы, та листала тексты его речей в Государственной думе – о немецких перегибах в русской электронной промышленности, когда из-за сущей ерунды сотни тысяч, миллионы снарядов оставались лежать кучей обычного железного лома на заводах, а фронт оказывался оголенным из-за нехватки боеприпасов, а также об отсутствии в Петрограде хлеба и дров и ужасающей дороговизне мяса.

Царица двумя пальцами подняла несколько листков и с болью спросила Хвостова:

– Нужно ли было вам все это ворошить? Люди и без того обозлены…

– Нужно! – убежденно воскликнул Хвостов. – Если бы это сделал не я, то сделал бы другой человек, более жесткий, настроенный к вам и самодержцу плохо, а к царскому строю, извините, – радикально. Таких людей у нас ныне полным-полно. А я… Меня я прошу считать своим другом, и я выступил как друг. Выступил бы другой человек – все сказал бы по-другому.

Царица задумалась на несколько минут, потом согласно наклонила голову:

– Пожалуй, вы правы!

– Моя критика – это не критика вовсе. – Хвостов улыбнулся подкупающе, ласково, – это завуалированная похвала, это нежное поглаживание по спине…

Хвостов пришелся по нраву и царице, о чем она не замедлила сообщить мужу в Ставку: «Как было бы хорошо, если бы ты мог повидать Хвостова…» Финишная прямая, отделявшая бывшего нижегородского губернатора от министерского кресла, резко сократилась.

Через несколько дней Хвостов вызвал из-под Орла свою жену. Образ жизни он начал вести такой, чтобы все видели: достойнейший на свете живет человек! Не пьет, не курит, в «Вилле Роде» больше не появляется. Министерский портфель уже был у него в руках, Хвостов чувствовал приятную тяжесть этой почетной ноши и довольно улыбался.

Но это еще не все, это не финиш – к такому выводу пришел Хвостов, – политическая карьера только начинается; заняв место министра внутренних дел, он должен будет думать уже о другом кресле – кресле премьера. Портфель председателя Совета министров России – вот достойная цель!

Когда же он станет премьером, то непременно уберет со сцены свидетеля своего же успеха – свидетеля и помощника, этого варнака в пахнущих плохим дегтем сапогах, он превратит Распутина в пыль. Таковы законы жестокой игры, он обязан будет это сделать. Впрочем, нет, Распутина он превратит в пыль еще до того, до премьерского кресла, «старец», с его грязными ногтями, с уродливой шишкой, вылезающей из-под волос, с отталкивающими манерами и лапотной речью, вызывал у него омерзение.

Человек же, который параллельно с Хвостовым стремился занять кресло его ближайшего заместителя, Степан Петрович Белецкий, вынашивал другой план сесть на вторую роль в Министерстве внутренних дел и очень быстро столкнуть шефа со стула, переместиться на его место, чтобы никакими Хвостовыми в министерстве не пахло.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза