Царь Живых

Повезло. На берегу лодка-гулянка с мотором — длинная, деревянная, с низкими бортами. На дне снасти — кто-то собирается на рыбалку. Самого рыбака не видно. Иван выкладывает сети и какие-то свёртки на береговой песок, берётся за шнур стартёра — извини, браток, порыбачишь в другой раз. Мне тут срочно поохотиться надо.

Мотор не успел взреветь — сзади крик.

Наташин.

— Я люблю тебя! — выкрикнула она.

Он обернулся.

Вот и всё. Конец всему. Сейчас он скажет, какая я хорошая или какие у меня красивые глаза, а у меня не красивые глаза, у меня сейчас заплаканные глаза, или он ничего не скажет, и это будет ещё хуже, он подойдёт и поцелует, или проведёт рукой по волосам, или мы снова будем ночью вместе, если доживём до ночи, или, что всего страшнее, — он соврёт, что любит меня, думая, что так лучше…

— А я тебя нет, — сказал Иван. — Извини.

Усть-Кулом — Гедонье. Месяц назад.

Рыжий конь поднялся на дыбы со свирепым ржанием, передние копыта яростно рассекали воздух — а задних копыт, и ног вообще, не было — конское тело заканчивалось, на манер русалочьего, рыбьим хвостом. Даже скорее не рыбьим — закрученным в спираль хвостом змея, дракона, и жало на конце того хвоста напоминало огромный меч, обращённый для удара туда же, куда и копыта.

Компания именовалась «Кэльпи-авиа» (её владелец — не знавший чужих языков и произносивший по слогам заковыристо-иностранные слова — обожал такие названия) — гидросамолёты, авиетки, вертолёты, рейсы в дальние посёлки и на затерянные в тайге и тундре промыслы. А изображённый на серо-голубом борту вертолёта рыжий жеребец с рыбоящерным хвостом, надо думать, и являл собой пресловутую кэльпи — водяную лошадку кельтских мифов.

— А не слетать-то нам на Кулом, в верховья, а? — раздумчиво спросил Степан Викентьевич Парфёнов, более известный под прозвищем Маркелыч. — Что и как разведаем, может, промысел поставим… Места там вольготные… Как думаешь-то, Аполлоша?

Молчаливый пилот вертолёта, названный Аполлошей, не стал отвечать на обращённый, по видимости, к нему вопрос.

Он не первый год летал с Маркелычем (заодно выполняя обязанности телохранителя и личного врача) — и знал, что на деле это приказ, ясный и недвусмысленный. И требующий немедленного исполнения.

Но сейчас произошло небывалое — пилот медлил, покрытое старыми шрамами и ожогами лицо выражало сомнение. Страшное сомнение. Пилот не стал отвечать, но очень внимательно посмотрел на Парфёнова. Тот кивнул, ничего не добавив. Бездонно-синие глаза на изрезанном морщинами загорелом лице Маркелыча глядели без тени неуверенности. Пилот пожал плечами и полез по приставной алюминиевой лесенке в кабину. Аполлоша, кстати, было прозвищем — пилот носил фамилию Саранчук.

…Летели не над извилистой лентой Кулома и не напрямик — Маркелыч предпочёл зайти к Гедонью с северо-востока, дав изрядного крюка над болотистой тундрой. Рисковый мужик, презирающий любые страхи, — иногда Маркелыч бывал острожен до маниакальности. И мог выжидать долгие месяцы, делая вид, что позабыл о своих прежних планах, — выжидать, чтобы нанести стремительный и беспощадный удар.

Сейчас он выжидал пять лет. Пять лет, прошедших после экспедиции Сидельникова. Ничего за эти пять лет не произошло. Ни один Страж не появился в Гедонье — даже слепой, даже забывший всё. Не появился пусть и случайно…

Всё кончено.

Гедеоновой Стражи больше нет.

Нет Стражи Колодезя.

Долгое, бесконечно долгое служение Парфёна, Маркела, Викентия, Степана — у него было много имён — подходило к концу. Точнее — входило в новую стадию.

Очень скоро он понесёт миру то, что послан нести.

И возьмёт с мира то, что послан взять.

Маркелыч улыбался — страшно. Синие глаза горели — ещё страшнее. Казалось, достаточно этим глазам глянуть на людей — и они начнут убивать друг друга.

…Всё произошло неожиданно. И быстро. Стрелки приборов сошли с ума. Саранчук терзал ручки и тумблеры. Молния ударила в вертолёт. Ударила снизу — из идеально-круглого блюдечка тундрового озерца. Маркелыч взвыл. Саранчук вцепился в штурвал. Попытался перевести винт в демпфер… Вторая молния. Тут же — третья. Обломки рухнули в болотистую тундру.

Так пали эти двое — первые из сильных.

Хайле!

Их не искали — здесь. О последнем маршруте Маркелыча не знал никто. Для всех он полетел на Цильму — проведать тамошние промыслы.

…А крошечное тундровое озерцо, выплеснув всю энергию, стало на время самым обычным водоёмом — правда, без рыбы и иной живности. На короткое время — до первой случившейся в округе грозы. Двадцать четыре подобные ловушки окружали по широкому периметру Гедеонов Колодезь. Их создатели понятия не имели об авиации, в том числе о боевой, — но знали толк в борьбе с Драконами неба. Система ПВО опустевшего Гедонья до сих пор работала надёжно…

Впрочем, к северу от Колодезя, на студёных берегах Печорской губы, тоже имелись кое-какие сюрпризы — для зверей, любящих вылезать из моря…

Синяя Курья. Перекат Ольгин Крест.

Удар. Мотор ревёт бешено и впустую.