Царь Живых

Страшный вопль мертвеца, выдернутая рука обожжена, пальцы почернели, обуглились.

— Ты всё понял, раб? — повторяет она, словно ничего не было. Голос и тон те же, но теперь — слабо, издалека — в них слышен отзвук битвы. Которая уже идёт.

Он бормочет что-то утвердительное.

— Тогда иди!

Новое бормотание — кажется, про нехватку бензина на такой далёкий путь…

— Иди! Тебе достанет всего! Он идёт.

Глава 9

Окрестности Пармы. Вечер.

В лесотундре полным-полно грибов. В средней полосе их, появляющихся в июне, зовут колосовиками. Здесь ничего не колосится — со времён Никиты Сергеевича, свято убеждённого, что и на мерзлоте должна расти кукуруза. Но грибов — много.

Привыкая к питерской жизни, Иван мимолётно удивлялся, что грибы там ездят искать. В парму (в ту, что с маленькой буквы) грибы ходят собирать. Чувствуете разницу? Грибов здесь немерено — зелёный мох усеян белыми пятнышками. В средней полосе похожие, но с коричневыми шляпками, грибы зовут подберёзовиками. Здесь в основном ёлки — но белоголовым подберёзовикам, на это, похоже, наплевать…

А Ивану наплевать на грибы.

Он сидит под невысокой елью, мягкая моховая кочка подаётся под телом лучше самого комфортного кресла. Рядом — оружие Стражей. Когда надо, оно легко покидает левую ладонь.

Ну и как на него настраиваться? Как дать ему настроиться на себя?

Иван не знает — сидит и смотрит. Смотрит на кинжал. На оружие Стражей. Память Ивана — память не ума, память предков, память крови — тянется, пытается пробиться в сознание вереницей смутных образов, но пока он не понимает их. Пока.

У оружия Стражей тоже есть память — примитивная, рудиментарная память металла. Оружие помнит немногое — чьи глаза могут увидеть его. И чьи руки взять… А ещё крохотный серебряный кинжал помнит пронзившую его вспышку боли и яростной силы — пронзившую в тот момент, когда погиб в самоуничтожающем пламени его брат-близнец — другое оружие Стражей.

Другой Меч Господень.

Москва — Вена — Гедонье — Парма. Тридцать лет назад.

Шила в мешке не утаишь. Наземного ядерного испытания, недавно запрещённого конвенцией, — тоже. Западные агентства и радиостанции заходились истеричным лаем, обвиняя коварных коммунистов-клятвопреступников во всех смертных грехах.

МАГАТЭ[17] было гораздо сдержаннее, тон прозвучавшего в Вене заявления оказался мягок: ребята, да признайте вы, что случилось что-то нештатное, мы вас слегка пожурим — и дело с концом. МАГАТЭ всегда уважало Советский Союз — до Чернобыля по крайней мере…

ТАСС отбивалось как могло и умело — обвиняя во всём буржуазных инсинуаторов и непонятный каприз природы — землетрясение на Полярном Урале. Дескать, земная мантия тряхнула стариной, вспомнив, как давным-давно рожала в муках Уральский хребет….

Впрочем, вся риторика ТАСС была направлена вовне границ Союза — внутри коротенькое, на десяток строк, и никем не замеченное заявление прозвучало лишь спустя три недели после происшествия… Никто не обратил внимания: ну землетрясение, ну эпицентр в необычном месте, ну сколько-то там баллов по какой-то там шкале — ну и что? Ни жертв, ни разрушений нет.

Но посвящённые люди в посвящённых конторах не верили сказочке о землетрясении — сами её и сочинили. Посвящённые ломали голову и заставляли непосвящённых рыть носом землю. Никому не понравится такая нештатная ситуация — когда пусть у чёрта на куличках, пусть в безлюдной лесотундре — взрывается не пойми что неизвестного происхождения мощностью почти в мегатонну. Где в следующий раз такое ЧП стрясётся?

Вертолёты прочёсывали парму частым гребнем — не то что ни одного неисследованного квадратного километра — ни одного пропущенного гектара не осталось. Счётчики Гейгера молчали — мёртво. Посвящённые недоумённо сошлись на том, что байка с землетрясением нежданно угодила в десятку. Пригласили инспекторов МАГАТЭ — пускай тоже поищут и подивятся…

…Одинокую фигуру, сначала ползущую, потом бредущую по лесотундре, с вертолётов не заметили. А заметив — не обратили бы внимания. Охотник, кому ещё. Зеки по снегу в бега не подаются, ждут «зелёного прокурора».

К окраине Пармы Гедеон вышел спустя почти месяц после странного землетрясения. После запрещённого конвенцией наземного ядерного взрыва. После попытки Прорыва. Прорыва, остановленного им в одиночку, ценой гибели Меча Господня и собственной жесточайшей амнезии… И не только амнезии.

Был старец страшно обожжён и одновременно обморожен. Половина костей сломана — а крови Гедеон потерял больше половины. И — не помнил о себе и вообще обо всём ничего. Вспомнил спустя пару недель лишь собственное имя. Прежнее имя, стародавнее, носимое когда-то в миру. Мирское имя старца Гедеона было Гавриил.

В Парме его прозвали Гаврилычем.

Парма. Ночь.

Марья корчится на полу. Пытается встать, ничего не получается.

Грязный мужчина мастерски владеет этим ударом, он отрабатывал его много лет. Обездвижить, оставив в сознании. И раньше времени не убить — мужчина не очень любит совокупляться с остывающими трупами…. Но сегодня он послан за другим.