Царь-Север

Позавтракали. И охотник повел мошенников по таким немыслимым горам, где облака лежат, где ночью звезды в камнях сверкают вкраплением драгоценных металлов. Здесь уже догорали остатки полярного лета. Деревья попадались все реже. Голый камень стылостью дышал. Низкое небо лохматилось тучами. Приближалось ненастье. Ветки можжевельника потихоньку собирались «в кучку» – поближе к стволу. И точно так же вела себя ель: поджимала коготки на колючих лапах – это к дождю…

И они заспешили. Нужно было успеть до сырости, чтобы потом не соскользнуть с крутого «намыленного» перевала. Добрались до верхотуры. Дед-Борей глянул вниз – дух захватило. Как будто он летел на самолете. Вся земля – вот она, матушка. Озера, похожие на голубые, широко раскрытые глаза. Прожилки светлых рек пульсируют на висках остывающей тундры. А в тишине, за пазухой гор – словно душа красуется – огнем горят березы и осины.

Простакутов настороженно спросил:

– Ну, скоро? Слышь, Сусанин? Когда придем?

– Теперь уже скоро. Вот там, на горизонте уже белеет…

– Что там? Не вижу.

– Ты же сам сказал, что у тебя глаза после операции могут видеть только деньги. Да и то в этих… в долларах.

– Шуток не понимаешь, старик?

– Держи бинокль. Смотри. На горизонте Белая гора стоит. Как человек.

– Да где она? Там пусто.

– Значит, ушла.

– Кто? Гора? Ты, Сусанин, брось юлить!

Блуждающая Белая гора напоминала фигуру загадочного божества. Знающие люди, старые тунгусы, рассказывали: сначала был просто гурий, сложенный из твердого снега и льда. Древние предки сложили. Приходило лето, припекало незакатным полярным солнцем, а снежный гурий не думал таять. Шаманы с бубнами пришли – во время ритуального жертвоприношения. Увидели каменную фигуру в золотой короне, слепящей глаза. Сказали – это Добрый Дух вселился в гурий. Дух твердый – тверже камня. Вселился и начал расти. Год за годом фигура божества увеличивалась, обрастала каменной плотью. Получилась гора, белая телом – золотая душой. В голодное время шаманы ходили на поклон к Доброму Духу, возвращаясь, приносили к чумам белые камни с большими вкраплениями самородного золота, которое менялось на хлеб, на оружие. Добрый Дух на месте не сидел. Окружив себя туманом или пургой, божество исчезало, и никто не мог сказать, где сегодня, а где завтра может появиться блуждающая Белая гора. Лишь иногда можно было уловить приближение той сказочной горы. Земля начинала подрагивать; стрелки волновались на приборах самолетов, вертолетов; туристические компасы ломались.

Именно это и происходило сейчас. Простакутов ногтем колотил по компасу, встряхивал и ругался:

– Ни черта не пойму! Где Юг, где Север? Два компаса, бляха-муха, и ни один нормально не показывает! Стрелки мечутся, как угорелые.

– Дух не пускает, – сказал Дед-Борей. – Надо пойти, поклониться, спросить благословения.

– Ерунда, – отмахнулся Леон. – До этого духа – как пешком до Луны! – Только время зря потеряем.

– Ну, как знаешь… Миллион…

Белая гора осталась за спиной. Ударил гром, и небо распороли молнии. Весь день моросило, всю ночь. Туман, густые облака ватой навалились на землю. Хоть руками разгребай – не протолкнуться. Временами двигались наощупь. Непогода загнала их под каменную крышу – гранитный козырек возле реки. Там огонь развели, обсушились, похлебку сварганили.

– Когда он, стерва, кончится? – Простакутов тоскливо смотрел на мохнатое небо, зацепившееся за горы.

– Тунгусский шаман, показавший мне дорогу к Сердцу Севера, – рассказывал Храбореев, – взял с меня слово, что я буду почитать Доброго Духа…

– Ну и почитай себе!

– Миллион, ты не дослушал. Шаман взял с меня слово, что золото в Сердце Севера я покажу только хорошим людям.

– Хватит сказки плести! – Простакутов до самых бровей нахлобучил капюшон дождевика. – Пошли! Не сахарные, бляха-муха, не растаем!

Стали спускаться к реке. Пологий путь был выстлан голым камнем. Скользко. Того и гляди навернешься. Вышли на рассвете. Мутное солнце белесым пятном маячило над горизонтом. Болтун – немой головорез – ноги натер до кровавых мозолей, хромал, отставал. Батожок себе выломал. В тумане на спуске Болтун поскользнулся и голень сломал. Обезножил.

Храбореев услышал мычание сзади – вернулся. Позвал остальных. Наклонившись над побледневшим головорезом, охотник сказал:

– Надо шину сделать. Тащите ветки.

– Дуб! – негромко приказал Простакутов. – Сделай шину, вылечи. Айда, старик. Он сам тут справится…

Они уже к реке спустились, когда в тумане сзади что-то щелкнуло. Будто сухой сучок сломался. Северьяныч остановился. Он даже не сразу понял, что произошло – настолько дико и невероятно…

Лысый Дуб возвратился, мрачно глядя под ноги и поправляя рукоятку пистолета в кобуре, висящей на боку.

– Миллион! – потрясенно прошептал охотник. – Зачем ты это… Господи!

Простакутов развел руками:

– Кого-то надо было в жертву принести. Видишь, погодка сразу стала налаживаться.