Царь-Север

– Ну, ты нашел себе пожрать. А зубы не сломаешь?

– Старик! – Леон заволновался и невольно перешел на панибратский тон. – Старик! А ты хоть знаешь, что это такое?

– Гнёт.

Они повстречались глазами. «Дурака валяет», – понял Простакутов.

– А где ты нашел… этот гнет?

– Уж не помню! – Храбореев отмахнулся. – А что?

– Это же золото…

– Да ну?

– И не простое!

– А золотое, – подсказал Дед-Борей. – Ураганное золото. Так? Ну и что?

– Если знаешь, то зачем… – Леон потыкал пальцем в погреб. – Почему оно в кадке?

– Засолить решил. Чтоб лучше сохранилось.

Простакутов повертел кусок породы, поцокал языком и только что на зуб не попробовал. И опять спросил – негромко, вкрадчиво:

– Ну, все-таки, где ты нашел?

Леон стоял, сверлил глазами. И этот буравящий взгляд очень много сказал охотнику.

– Не помню. – Голос Храбореева стал отчужденным, как будто на допросе в кабинете следователя. – Не помню, гражданин начальник…

– Ой, старик, темнишь!

– Ага. – Он глуховатым прикинулся. – Темно кругом было…

С этой минуты парня будто подменили. И в первую очередь – глаза подменили. Лион заюлил; то на охотника смотрел, то на золото, то на окошко, за которым с минуты на минуту должен вертолет затарахтеть. Взволнованно закрутившись по зимовью, Простакутов чуть в подпол не брякнулся – крышку-то забыл закрыть.

– Там нету больше ничего такого?.. – спросил, глядя в подпол. И неожиданно стал «давить» на сознательность: – Золото, Антон Северьяныч, является достоянием государства.

– Ну и пускай является. Мне-то что? Лежит оно в земле, и пускай лежит. Что ты начинаешь – как прокурор? Я что – ворую?

Дед-Борей нахмурился. Разговор принимал удивительный оборот. Леон, затаенно прищуривая черные глазки, стал потихоньку припирать его к стене.

– Никто не говорит о воровстве, старик! Но укрывательство – тоже своего рода преступление. Есть даже статья за укрывательство…

– Преступление – то, что государство делает в тайге и в тундре, – заявил Северьяныч. – Все поугробили к чертям собачьим… А рыбак поймает лишний хвост – по судам затаскают!

Вертолет задерживался. И они долго еще спорили на эту тему: правильно или неправильно ведет себя государство по отношению к свой природе и своему человеку.

– Наша природа, – вздохнул Дед-Борей, – с каждым годом все больше превращается в окружающую среду…

– И в четверг, и в пятницу! – перебил Леон. – Ох, старик! Не любишь ты наше государство. А?

– Нет. Не люблю.

– Вот это заявочки! И не боишься? Так-то признаваться? Я ведь журналист. Вдруг напишу?

– Жульёрист? И хрен ли мне с того? А ты на медведя ходил хоть разок?

– Это к чему? – Простакутов нижнюю губу отклячил.

– А все к тому… Давно уж не боюсь… – Храбореев посмотрел на транзисторный старый приемник. – Песенку недавно слышал. Недурственно там парень спел, за душу взяло. Погоди, дай вспомню… «Я ненавижу государство, но очень Родину люблю!» Кажется, так…

– Не может быть. Цензура такую песню в эфир никогда не пропустит.

– А это были вражьи голоса…

– A-а, ну тогда понятно.

Помолчали. Как-то не очень хорошо, свинцово-тяжело молчали. Изредка косились друг на друга. Печь давно прогорела, но никому не хотелось подкидывать дров. Прохладно было не в избе – в душе у того и другого, а душу, как известно, поленом не согреешь.

– Значит, не скажешь, где нашел?

– Нет, Лимон, не скажу. Государство твоё опять воткнет какой-нибудь завод, рудник поставит. Будут гадить на тысячу верст, а я потом в гробу лежи, переворачивайся. Нет, милок! Люди от золота звереют, совести лишаются. Это я знаю по себе! – неожиданно признался Храбореев.

– Так не надо по себе судить.

– А я не только по себе сужу. И по тебе…

– Что ты хочешь сказать?

Дед-Борей смотрел ему в глаза – в самую душу втыкался.

– Я по молодости тоже, как ты сейчас, глазищами горел, когда видел золото. Потом успокоился. И вот, когда я успокоился, тогда один шаман…

– Кто? – поторопился Простакутов.

– Не суетись. Не скажу. Один шаман показал мне, где находятся залежи вот этого ураганного золота. И еще кое-что показал… – Храбореев потрясенно покачал головой. – Что там Клондайк? Ерунда. Или этот… Сухой Лог. Знаешь такое месторождение? Самое богатое в Союзе. Но все это – семечки по сравнению с тем, что я видел. Помню, мы там золотую глыбу поднимали втроем, чуть пупки не надорвали!

– Ну, и куда вы её унесли?

– Никуда.

– А зачем же пупки надрывали?

– Ради интереса. Ты, Лимон, не сбивай, а то я потеряю мыслю. Ну, так вот. Я ходил пешком по золоту и спрашивал того шамана. Не боишься, мол, что я – русский человек, не вашей веры – узнал вашу тайну? А он отвечал мне в том духе, что золото не знает национальности. Он сказал: «Я открыл тебе тайну, потому что ты – СВОЙ ЧЕЛОВЕК. Чужому я не открыл бы тайну золота. Чужие люди – жадные, а жадность превращает золото в злато, а злато – во зло!» Я это крепко запомнил. И сейчас, когда я смотрю на тебя, я понимаю, что ты – ЧУЖОЙ. Тебе, Лимон, нельзя доверить тайну золота. Не обижайся. Приходи лет через десять. Поговорим.

17