– Я не курю, но я ведь на работе, а работа у меня связана с курящими людьми. – Дегтяревский подал пепельницу.
Воспользовавшись паузой, Егор спросил:
– Ну, так что – насчет покойного Красавина?
И снова Денис Епифанович «надавил на гашетку». Затарахтел, как пулемет, зачастил, изумляя фактами и цифрами…
– На Западе, чтоб ему пусто было, всё в той же в канадской фирме «Инко», если работник погибает, его семье выплачивается помощь в размере шестидесяти тысяч долларов.
Пепельница выпала из рук Егора.
– Стрелять его ять! Слушай, хватит! Ты городишь такое, что не только пепельница – я сам скоро грохнусь на пол!
Дегтяревский снисходительно улыбнулся. Погладил бритую упругую щеку с малиновым разводами.
– Семье погибшего, – повторил он, – выплачивается помощь в размере шестидесяти тысяч долларов. Плюс к этому – вдова погибшего получает девяносто процентов его зарплаты пожизненно. Усёк? А дети получают льготы, в том числе плату за обучение до двадцати трех лет. И всё это – прошу учесть – не облагается налогом.
Слушая «фантастику», Зимогор забылся. Нижняя челюсть отвисла – показались порченые зубы.
Дегтяревский заметил:
– У них даже имеются льготы для работников при протезировании зубов.
– И чего только там не имеется… – Егор захлопнул рот, но округлил глаза.
– Да, да… А также у них имеются льготы при лечении глаз… – Денис Епифанович указательным пальцем нацелился на переносицу Зимогора. – А если ты в отпуск уходишь в зимнее время… Когда ты был в отпуске?
– Я не был еще. Я недавно работаю.
– А там, если ты зимой пойдешь – ты получаешь сто пятьдесят долларов премиальных за то, что отпуск у тебя в неудобное время. А если мотор барахлит… – Дегтяревский показал на сердце. – Как у тебя с мотором?
– Да не жалуюсь.
– Слава Богу. А прижмёт, не будешь знать, куда бежать.
– На кладбище. Куда же?
– Вот! А у них любую операцию на сердце – стоимостью до пятидесяти тысяч долларов – оплачивает фирма.
– Вот заразы! – восхищенно сказал Егор, сапогом растирая просыпанный пепел.
– Заразительная штука, да. – Дегтяревский прошёлся по кабинету. Старые плашки паркета скрипели. – Было бы неплохо российским профсоюзам заразиться этим делом… Так. Ладно. На чём мы остановились? – Он пошерстил бумаги, лежащие на столе. – В коллективном договоре у них имеется два пункта, особо значимых для работников. Первый пункт дословно называется «стоимость жизни». То есть при росте стоимости жизни зарплата ежеквартально возрастает.
– А у нас наоборот. Цены растут – зарплата падает.
– Стоимость жизни, да. Собственно, это и есть индексация заработной платы, которую никак не хочет вводить наше руководство, – пояснил Дегтяревский. – Пункт второй. Профсоюзы всегда участвуют в распределении дополнительных доходов компании. Если цена на никель возрастает, то зарплата каждого работника увеличивается до одного доллара в час. Эти премиальные выплачиваются всем работникам дополнительно к их основной заработной плате и составляют кругленькую сумму. Например, с 1988 по 1994 годы каждый работник «Инко» получил в среднем по двадцать тысяч долларов дополнительно к своей заработной плате.
– Застрелиться и не встать! – рявкнул Зимогор. – Лучше бы я этого не знал. Меньше знаешь – крепче спишь. Ну, так что по поводу покойного?
Дегтяревский обещал помочь.
Егор собрался покидать кабинет профсоюзного босса.
– Кстати, завтра митинг, – напомнил Денис Епифанович. – Ты человек неравнодушный. Приходи.
Уже направляясь к двери, Зимогор задержался.
– Не люблю я глотку драть. Да ещё на морозе.
– А ты просто послушай. Или боишься своего начальника?
Дегтяревский, сам того не зная, надавил на самое «нужное» место.
– Приду! – пообещал Егор. – В гробу я видел всех этих начальников!.. – Он помолчал и добавил: – И тебя в том числе!.. Ну, конечно, не тебя конкретно. Профсоюз.
– А почему ты невзлюбил профсоюз?
Зимогор постоял у двери. Смотрел – вызывающе прямо.
– Знаешь, есть такие хорошие стихи, не помню, кто написал. «Просто если ты ведёшь голодных, нужно быть голодным самому!» А когда у человека рожа сытая, что у борова… когда заводик под Москвой и дача на Канарах…
– Ты про кого говоришь?
– А ты будто не знаешь!
– Ну, не все же такие…
– Не верю! – открывши дверь, непоколебимо сказал Егор. – Все вы, курвы, как только дорветесь до власти, так начинаете салом свиным заплывать.
Митинги – несмотря на холода – постоянно вскипали в городе. Застрельщиками были профсоюзы. Егор из любопытства ходил и слушал, что там «молотят с броневика». Народу собиралось мало. Кто ленился, кто равнодушничал; все равно, мол, плетью, обуха не перешибешь. Но большинство предпочитало митинговать по своим кухням – сказывалась милая советская привычка; люди отсиживались, явно или тайно побаиваясь: начальство увидит – голову скрутит. Лишь самые отчаянные, самые активные – такие были, есть и вряд ли переведутся – упрямо шли на площадь. Кучковались вокруг да около импровизированной сцены. Кто-то держал над головой призывные плакаты, пламенеющие кумачом и гневными словами, призывающими к совести, к справедливости.