Царь-Север

В тот переломный год, после развала Союза, – как бы ещё по инерции – Егор Зимогор последний раз побывал на южном побережье. К этому времени он был женат, воспитывал ребёнка. Он был исполнен готовности каждое лето со своей семьёю прилетать сюда. Воображая себя царём, он думал подарить им – показать во всей красе – Ливадию, Мисхор, Геленджик, Новороссийск и многие другие города и веси, находящиеся в его «царских владениях». И вдруг он с удивлением и растерянностью начал осознавать, что всё его «царское богатство» превращается в пыль – деньги, которое он скопил за годы прозябания в заполярной тундре, деньги, заработанные честным трудом, горбом и усилием воли – обесценились как по мановению волшебной палочки в руках волшебника-злодея. И вся его свобода – как внешняя, так и внутренняя – была вдруг посажена за решетку, ничем не зримую, но вполне осязаемую: он уже не мог свободно летать по стране или ездить; это стало не по карману. Давно уже привыкший жить на широкую ногу – привычка едва ли не всех северян – Егор Зимогор поначалу загрустил, потом затосковал, а потом озлобился.

«Что делать? Чернышевского читать? – с ядовитым ехидством задавал он себе вопросы. – Как быть? Поехать и убить того козла, который меня ограбил и посадил в эту прозрачную клетку? Но ведь козёл там не один справляет бал. Не перестреляешь всех – патронов не хватит. Да дело даже не в патронах. Тут просто надо разобраться по уму. Не стоит пороть горячку. Только непонятно, что же делать? Кто подскажет? А?»

Ответов не было.

Зимогор за голову тогда схватился: такой бардак, хоть бросай промысловое дело, – на завод иди, к станку, или в шахту зарывайся. Многолетние отлаженные связи – порвались. Механизмы человеческих отношений – сломались. Порою нечем было снегоход заправить, не говоря уже о вертолете. Был бы он один – чихал бы он на всё про всё. Да только угораздило его жениться – как раз на пороге развала Союза. И вот теперь жена с дитём – куда их бросишь. Думал он, думал и принял решение, которое далось ему не сразу: решил пожить в Норильске, в городе NN, как писал он позднее.

Устроившись в газету, Зимогор стал активно строчить на злобу дня. Прямолинейный, как ствол карабина, бывший охотник зачастую писал, как стрелял, отливая слова из свинца. Статьи и очерки Егора были в основном о том, как много развелось различных прохиндеев, лихорадочно спешащих на Крайний Север и откровенно мечтающих сорвать с него шкуру или оттяпать кусок пожирней.

В газете тогда – около года, наверное – главным редактором был шустрый московский парень Леон Простакутов. Парень башковитый, но себе на уме. Всегда он что-то выкраивал и вычислял – как тут получше, как тут половчей.

Главный поначалу интеллигентно и вежливо намекал на то, чтобы Зимогор оставил свои «байки». Но Егор делал вид, что все эти намёки не понимает и упор не видит. И тогда, проявляя характер, главный редактор вызвал Зимогора в кабинет и заявил, прихлопнув ладошкой по столу:

– Прекрати! Если хочешь у меня работать!

Журналист удивился:

– У тебя?

– А у кого? У дяди?

– А не пошел бы ты?

Столичный парень, не привыкший к подобному обращению, но уже знающий, с кем имеет дело, сдержано сказал:

– Ты выбирай выражения.

– А я и так старался… – Зимогор сверлил глазами. – Я же не послал тебя…

– Скорее ты пойдешь.

– Посмотрим.

– Ага, сказал слепой… – Редактор усмехнулся, придвигая к себе свежие газетные полосы, отпечатаные только с одной стороны. – Ты первоклассный охотник, Егор. Но что касается политики, тонких материй, тут, извини, ты как дубиной действуешь!

– Конечно, – язвительно согласился Зимогор. – Надо не дубиной действовать сегодня. Языком…

– Да. Язык – это оружие газетчика. – Простакутов холёным ногтем поклевал по свежей полосе, где виднелись редакторские поправки. – И надо уметь пользоваться этим языком.

– Но ведь не настолько же, чтобы всем подряд вылизывать же…

– Чёрт возьми! – не мог не похвалить редактор, сердито хмыкнув. – Чутьё на слово у тебя – ну просто зверское. Матёрое. А в остальном, извини, ты себя ведешь как слон в посудной лавке!

Наклонивши голову так, что стала видна небольшая проплешинка, главный редактор покопался в письменном столе и достал последнюю работу Зимогора.

– Вот, пожалуйста! – Нацепив очки, он гневно стал цитировать: – «Ничего хорошего, в конечном счете, городу NN ждать не приходится, если интересы руководства такой крупной северной Компании находятся, прежде всего, в Москве, а интересы десятков тысяч рабочих находятся здесь, на Севере. Москвичи, прежде всего, рассматривают Север как средство своего обогащения, причём обогащения очень удобного: при чистом воздухе, при тёплом унитазе, в белой рубашке с бабочкой, а не с кайлом в зубах…» – Простакутов снял очки, глаза потёр. (Глаза постоянно болели.) – Ну, что это такое?! А? Егор! Ты посмотри на меня… – попросил он, поворачиваясь в кресле. – Посмотри внимательно. Профиль посмотри. Анфас…

Охотник нервно подмигнул ему.

– Я что, твою рожу давно не видел?