Трудно отпустить

– Слабость? – смеюсь я, поскольку от меня не ускользает то, что его «слабость» является синонимом моей «ошибки». Гнев вспыхивает во мне с новой силой, пока я изучаю Хантера взглядом. Очевидно, он все еще расстроен, но использовать меня и сбежать… Это вполне в его репертуаре. – Хочешь знать, что такое слабость? – Я делаю к нему шаг. – Это обнажить перед тобой душу. Стоять на парковке перед ареной и рассказывать тебе, что я чувствую. Говорить, что готова отложить в сторону профессиональные стремления, которые продиктовал мне отец и которые пошли бы на пользу моей семье, ради тебя. Стоять там и говорить, что это ты. Что это всегда был ты. Тот, от которого я ушла три года назад, потому что была слишком напугана собственными чувствами, и тот, к кому я вернулась теперь, не только напуганная, но и с работой, которую было необходимо выполнить. Все ты, придурок. Хотя не стоит удивляться тому, что ты предпочитаешь сбежать как трус, вместо того чтобы встретиться со мной лицом к лицу и поговорить.

Я делаю прерывистый вздох. Меня трясет, потому что мое самообладание висит на волоске, пока я жду от него хоть какой-то реакции, кроме страдальческого взгляда. Хантер поступит точно так же, как в прошлый раз, – позволит мне уйти.

– Ты не понимаешь, – отвечает он, качая головой.

– Так объясни, – кричу я, сокращая оставшееся между нами расстояние. С меня хватит. После того как он заставил меня почувствовать себя прошлой ночью – так, словно я боюсь потерять его, но знаю, что если он позволит снова оттолкнуть себя, то он с самого начала не был достаточно хорош для меня. – Ты не можешь приходить сюда и заявлять, что нуждаешься во мне, а потом сбегать не попрощавшись.

– И что ты сделаешь?

– Не позволю этому повториться. – В моем тихом голосе слышится угрожающее предупреждение.

– Что это вообще значит? – со смехом спрашивает Хантер.

– А то, что не тебе мной пользоваться, Хантер. Я блестящая игрушка, которая тебе не по карману. Ты заходишь время от времени, чтобы поиграться, а когда заканчиваешь, снова кладешь меня на полку.

– К черту все, Декк, – качает он головой и направляется к двери. – Ты бы все равно не поняла. Не захотела бы.

– А ты заставь, – кричу я, бросаясь за ним следом. – Заставь меня понять. Поговори со мной, скажи все, что я должна знать. Потому что из меня эмоции так и льются, а ты ведешь себя так, словно ничего особенного не произошло. Хотя для меня это многое значит. Я понимаю, что ты значишь для меня больше, чем я хочу признать.

– Деккер. – Он останавливается, положив руку на дверь, и опускает голову. Мое имя звучит как извинение, в котором я не нуждаюсь.

На глаза наворачиваются слезы. Я осознаю, чего хочу… Понимаю, что хочу посмотреть, куда нас заведут отношения, даже если это, черт возьми, пугает. Даже если мы не знаем, чем все закончится, и, скорее всего, будем испытывать боль… Но я все же хочу воспользоваться шансом и выяснить это.

Мной правит обида.

Смущение все нарастает.

А злость берет надо мной верх.

– Тогда уходи. Убирайся. Если ты не хочешь говорить, я не хочу тебя видеть. – Я, пораженная тем, что поставлено на карту, говорю это на эмоциях, сердце колотится где-то в горле.

Хантер оборачивается, чтобы посмотреть на меня. Его большое тело заполняет дверной проем, и, клянусь, если бы эмоции, бурлящие в его глазах, можно было выразить, я утонула бы в них. В каждой из них.

– Ты же не серьезно. – Он удерживает мой взгляд, в каждой его черте столько печали. Поэтому, чтобы произнести следующие слова, я отвожу глаза, уже не настолько злая, но все еще намеренная сохранить достоинство.

– Больше не хочу, чтобы меня использовали. Не хочу. – Я поворачиваюсь к нему спиной и возвращаюсь в спальню.

Позволь ему выйти из квартиры.

Позволь ему уйти.

Каждый раз, когда я повторяю эти слова, мое сердце сжимается. Каждый раз, когда мысленно произношу их, понимаю, какая же я доверчивая. Сначала переспала с ним, потом позволила словам Брекстон укорениться и прорастать в течение двух недель. Я начала верить, что между нами возможна настоящая связь… будущее. Я думала, что прошлой ночью, пока я держала Хантера в объятиях, он тоже понял, что между нами есть нечто большее.

А теперь случилось это.

Я чищу зубы с таким рвением, которое могло бы привести дантиста в ужас, но легче сосредоточиться на гигиене, чем позволить себе, как сумасшедшая влюбленная женщина без капли самоуважения, нестись за Хантером по коридору до самого лифта.

Только когда я вытираю лицо полотенцем, позволяю себе уткнуться в него и расплакаться. Только тогда позволяю разочарованию охватить меня, а надежде, которую я лелеяла в собственном сознании, рассеяться.

Я стою с закрытыми глазами и пытаюсь собраться с духом.