Трудно допросить собственную душу

Его привел на съемку какой-то приятель. Олеся не обратила бы на него никакого внимания, если бы он не уставился на нее своими выпуклыми стеклянистыми глазами и не проел в ней взглядом дыру. Тогда ей пришлось ответить ему тем же — она раздраженно посмотрела на него. Он принял это за приглашение, двинулся к ней и неожиданно по-русски спросил, не согласится ли она принять его скромное предложение и поужинать в ресторане? Ему очень хочется поговорить с кем-то из России, он сам никогда там не бывал, хотя русский по происхождению… Она в тот день была так зла на Сашу, что приняла это приглашение, хотя подобные вещи были строго-настрого запрещены правилами агентства, которое взяло ее на работу. Модель должна быть чиста как ангел, как небесное существо, не пить, не курить, не вступать в случайные половые связи, лучше всего — вообще ни в какие связи не вступать. Но она уже плюнула на свою карьеру. Мечтала только об одном — скорей вернуться в Москву и понять, почему Саша так редко ей звонил? Может быть, он теперь раскручивает кого-то еще?! Или она просто надоела ему?! Или он не способен любить на расстоянии? Но надо было отрабатывать двадцать пять тысяч — немалую сумму для начинающей модели вроде Олеси. И она работала в поте лица, пока не валилась с ног, сжав зубы, и все же улыбаясь, и все же изображая Снегурочку… Теперь ей казалось, что такая сумма ее не устроит, что она достаточна разве что для покупки крохотной квартирки в отдаленном районе Москвы — такой квартирки, которую Олеся будет ненавидеть… Во всяком случае, эта квартира не решила бы той проблемы, о которой говорил ей Саша, объясняя, почему он не может развестись. Квартира записана на жену, и судиться будет бесполезно. Да, он неплохо зарабатывает, но Олеся не может себе представить его расходов… Да и машину нужно менять. Куда они пойдут? Где будут жить? С ее родителями? «В моем возрасте трудно отказываться от привычных удобств… — мягко говорил он. — Я привык жить в центре, иметь свою студию и не люблю, когда за стеной чихает сосед, а я все слышу. Так что, Олеся, придется тебе заработать миллион долларов, потому что я таких денег заработать не могу…» Миллион долларов — это была шутка. Но вот то, о чем как-то обмолвился Борис, шуткой уже не было. Олеся сразу поняла, что он говорит серьезно. Этот человек не умел шутить. Он был скучен невероятно, в постели просто невыносим, но он помогал ей забыть о неприятностях, забыть на минуту о Москве, и в конце концов, не подозревая об этом, дал ей шанс. И этот шанс нужно было использовать как можно скорее!

…Пятнадцатиминутный перерыв подходил к концу. Олеся все еще сидела на стуле, скрестив ноги, глубоко уйдя в свои мысли. Рядом громко заговорили по-французски, она встрепенулась, вскочила, быстро прошла в другой конец студии, где стоял городской телефон. Фотограф уже подал ей знак: «Поторопись, сейчас начнем!» Она кивнула и быстро набрала номер офиса, где работал Борис. Он поднял трубку сам и страшно обрадовался, услышав ее голос:

— Птичка моя, это ты?! Как мило…

— Знаешь, дорогой… — быстро и тихо заговорила она, стараясь, чтобы ее никто не услышал. — Я не могу встретиться с тобой завтра, как договорились… Нет, не упрекай, подожди… Тут очень срочная и сложная работа… Давай знаешь когда? В следующий вторник, ближе к вечеру… Это будет десятое сентября.

Ее уловка удалась — он обиженно воскликнул:

— Вторник?! Но это же выходной у Жермен!

— Кто это такая, Жермен? — изобразила из себя дурочку Олеся.

— Горничная моей матери… Черт, мать будет мне названивать весь день, она очень любит звонить по вторникам. Нельзя ли в другой день?

— Ну, тогда мы увидимся еще позже… — проворчала она. — У меня масса работы…

Борис сдался:

— Ладно, во вторник. Время мы еще уточним… Птичка моя, я так по тебе скучаю! Все время вспоминаю тебя….

— О, я тоже… Ну пока, милый… До вторника! — Она бросила трубку, перевела дух. Итак, половина дела сделана. Во вторник. Она сделает во вторник все, что от нее зависит. Потом дело будет за Сашей. Фотограф махнул ей рукой, она улыбнулась и вошла в круг света.

Глава 9

Утром шестого сентября молодой человек в кожаной куртке, надетой поверх чистой белой рубашки, черных джинсах и грубых ботинках английского образца вышел из станции метро «Владыкино» и уверенно направился в сторону к жилому массиву, утопавшему в зелени. Он шел легким размашистым шагом, засунув руки в карманы, высоко задрав точеный подбородок; его длинные темные волосы развевал холодноватый утренний ветер. Свернув во двор, он замедлил шаг, огляделся по сторонам и быстро свернул к подъезду, возле которого росла тонкая рябина. По этой рябине он и запомнил подъезд, она была тут одна, возле других были целые заросли.