Трудно допросить собственную душу

Он вытащил из кармана скомканные доллары, показал издали ей. Девица посмотрела на деньги и вдруг захохотала. При этом она стала еще неприятней на вид, чем прежде. Это оплывшее лицо совсем не было создано для улыбки и смеха.

— Да что ты ржешь, кобыла?! — в ярости заорал он, надвигаясь на кресло. И замер — в руке у нее оказался маленький черный пистолет. Его дуло было направлено прямо ему в живот, девице даже не пришлось бы поднимать руку, чтобы прицелиться, — ведь она сидела, а он стоял.

— А ну отойди к окну… — негромко приказала она, едва поводя дулом из стороны в сторону. — Ты, конечно, не очень толстый, но я попаду, будь спокоен. Ну, пошел!

И он ей сразу поверил. Она выстрелит, обязательно выстрелит, если он сделает еще шаг. Феликс попятился, оглянулся, отступил на указанное место и замер. Девица покачала головой, ее лицо все еще дергалось от смеха.

— Ты кто такой, а? — спросила она даже как будто ласково.

— Друг Лизы, — ответил он и обрадовался — хотя бы голос не дрожал. Девица напугала его только внезапностью своей реакции, в остальном бояться было нечего. Она была неподвижна. Это придавало ему уверенности в себе. И потому он говорил вполне спокойно: — Ты что, на всех наводишь пушку, кто тебе сделку предлагает?

Она хмыкнула, не сводя с него глаз. Пистолет по-прежнему выделялся на фоне ее халата. Рука держала его твердо, это была сильная рука, которая привыкла поворачивать колеса кресла. А вот ноги были совершенно мертвые, висели как два бревна средней толщины.

— Я понял, что ты мне не веришь… — продолжал он, все больше приходя в себя. Кого он испугался?! Этой туши в обвисшем халате?! Она и на женщину-то не похожа, уродина… Феликс разглядывал ее и видел, что девица злится. Он обратил внимание на то, что она совершенно не выносила взгляда, направленного на ее ноги. Поэтому он стал смотреть ей прямо в глаза.

— Говори толком, кто тебя прислал? — процедила девица, но голос ее звучал уже более спокойно. Видно было, что послушность Феликса немного усыпила ее подозрения. — Эта девица?

— Лиза? Ты же сказала, что не знаешь такой?

— Не болтай, лучше ответь — она?

— Я ведь сказал тебе — да!

— Она тебе кто?

— Подруга.

— Любовница? — Пистолет немного опустился, почти лег на колено. Теперь он был нацелен куда-то в стену, и Феликс сообразил, что в такой позиции он не выстрелит. — Она твоя любовница, да?

— Ну и что? — ответил он, быстро соображая, как близко знакома Лиза с этой девицей. Он не знал об этом совершенно ничего. Он не знал даже, кто ему откроет дверь — мужчина или женщина. Она могла расспрашивать его просто из любопытства — если плохо знала Лизу. А если она знала ее хорошо… Тогда это была проверка. И Феликс страшно боялся сморозить что-то, могущее выдать его с головой. Такая осечки не пропустит! Она вообще ничего ему не скажет, если поймет, что он пришел с улицы…

— Какая тебе разница, кто она мне? — осторожно продолжал он. — Ну, предположим, мы не чужие… Я ведь к тебе по делу пришел.

— Плевать мне на твое дело, — сухо ответила хозяйка, пряча пистолет. — И на твою сопливую Лизу.

— Это почему? Что ты против нее имеешь?

— Все. Можешь убираться.

— Не понял… — протянул Феликс. — Тебе не кажется, что так дела не делают? Я тебе кое-что предложил, деньги можешь получить прямо сейчас… Ты что, своей выгоды не понимаешь?

— Я с тобой вообще не собираюсь дела делать, — ответила она. — И с ней тоже. Сыта по горло. И ничего ты не получишь.

— Деньги тебе, значит, не нужны?

— Можешь засунуть их себе в задницу, — равнодушно ответила та. — Так будет надежнее!

— Покажи, где та вещь!

Феликс сам поразился своему тону — он сказал это отрывисто и грубо, без всякого намека на просьбу. Девица его вывела. Он ее просто ненавидел. Она удивленно хлопнула своими короткими белыми ресницами, снова потянулась к карману… Он в два шага оказался рядом с ней, схватил ее сперва за одну руку, резко вывернул ее так, что девица вскрикнула от боли, потом ему пришлось перехватить и левое запястье — такое же увертливое, как правое… Теперь они оказались вплотную друг к другу, он чувствовал на своем лице ее нездоровое кислое дыхание и даже мог сказать, что она ела на завтрак — копченую колбасу и какой-то жареный лук…

— Пусти, сука, — прошипела она, так и извиваясь в своем кресле. — Пусти, подонок!..

Он с изумлением увидел, что на ее глаза навернулись слезы, но хватки не ослабил. Злорадно подумал, что на ее руках останутся синяки — так ей и надо!

— Ты сама виновата… — проговорил он прямо ей в лицо. — Не умеешь по-человечески разговаривать. Теперь отвечай — что она тебе продала?!

Девица замерла, перестала вырываться, и он вдруг понял, что проговорился. «Проклятый мой язык! — простонал он про себя, глядя в изумленные глаза девицы. — Почему я всегда что-нибудь сболтну? Вот и с Лизой… Она теперь везде меня высматривает! Вчера, когда вышла из дома, так и вертела головой, чуть не заметила меня. Дурак! Болван! Что теперь делать?! Она ничего не скажет…»