Трудно допросить собственную душу

— Ничего. Я лучше пойду. Найди себе другую «ставку». — Олеся уже двинулась в угол, где валялась ее кофточка, но он перехватил ее на полпути, обнял за голые плечи, прижал к себе. Его пальцы оказались на ее крохотной груди, ей сразу стало жарко, трудно дышать.

— Ну что? — тихо спросил он. — Тебе это надо? Тебе легче стало?

— А тебе… Тебе ничего не надо? — прошептала она в ответ. — Совсем ничего? Кроме фотографий?

— Н-да… Я понял. — Он не отпускал ее, она теснее прижалась, пользуясь моментом, который, может быть, уже не повторится. — Значит, ты так видишь наше сотрудничество?

Она молчала, предоставляя говорить ему. Ей было совершенно безразлично, что в эту минуту может войти его жена, увидеть своего супруга с моделью в позе, которая исключала деловые отношения.

— Пойми же, это очень сложно… — втолковывал ей Саша, тем не менее не разжимая рук. — Когда у нас начнется это, станет очень трудно работать. У нас должны быть нормальные профессиональные отношения, понимаешь? А как иначе? Мне нужно что-то делать с тобой, во всяком случае, я должен быть свободным. Иначе как я смогу тебе приказывать? К этому примешаются чувства, и тогда все пропало.

— Почему? — настойчиво спрашивала она, начиная гладить его лицо кончиками пальцев. Он досадливо отстранился, возразил:

— Да как ты себе все это представляешь? У меня нет выхода. Или просто сотрудничаем, или расстаемся. Ничего больше я тебе предложить не могу.

— Почему? — Она повторила свою попытку, и теперь он был послушней — ее пальцы скользили по его выбритому подбородку, обрисовывали губы, ласкали шею… — Почему ты так думаешь? Ты будешь свободен.

— Любая связь в моем положении — это уже несвобода. А если кто-то узнает?

— И что?

— Будет скандал. Скажут, что я совращаю моделей. Скажут, что пропихиваю свою любовницу. Ты себе не представляешь…

— Никто не узнает, глупый!

— Хорошо, предположим. А где я буду тебя снимать? Студию мне никто не даст, даже не надейся… Я вообще буду держать тебя в тайне до самого конкурса.

— А здесь?

— Ну вот мы и договорились! — досадливо воскликнул он. — Как мы будем встречаться здесь? А если…

— Она тоже ничего не узнает, — твердо сказала Олеся. — Она работает?

— Да, но сейчас у нее как раз отпуск.

— Большой отпуск?

— Ты меня достала… — вздохнул он. — Кончится через четыре дня.

— Значит, через четыре дня…

Через четыре дня он сделал с десяток удачных фотографий. Он сказал, что сильно ошибся в Олесе, что недооценивал ее, что в ней заключен богатый потенциал… И еще сказал, что она очень мила. Ну просто очень! Она добилась своего — они стали любовниками. Правда, не все было гладко. Его жена, видимо, что-то подозревала — однажды Олеся столкнулась с ней, когда она возвращалась домой, и Лена наградила ее таким взглядом… Пощечина не могла бы сказать больше этого взгляда — завистливого, угрожающего, просто злого. Потом Олеся попыталась выяснить причину такого отношения у Саши:

— Ты ей сказал?

— С ума сошла, нет, конечно!

— Тогда почему она так на меня смотрит? — допытывалась Олеся.

— Она на всех так смотрит, кого я дома снимаю… — проворчал он. Они лежали рядом на широкой кровати, в супружеской спальне, в его квартире… Олеся с ненавистью рассматривала шкаф с одеждой, словно это шкаф был виноват во всем.

— А спишь ты тоже со всеми, кого дома принимаешь? — спросила она, поворачиваясь к нему и вкрадчиво начиная его ласкать.

— Не будь такой дурочкой… — ласково ответил он. — Ты — вообще исключение в моей практике. Я никогда не спал с моделями.

— А с кем ты спал? Только с ней?

— Тебе это очень важно? — поморщился он. — Слушай, я все удивляюсь, что ты во мне нашла? Я ведь не скрываю, сколько мне лет. Боже мой, у нас разница…

Она шутливо хлопнула его по губам:

— Нашел из-за чего расстраиваться! Да с тобой ни один молодой парень не сравнится!

— А у тебя было много молодых парней?

— О! — восторженно крикнула она, подпрыгивая на постели. Ее легкое тело почти не продавливало матраца. — Ревнуешь?!

— Мне просто интересно… Я-то думал, ты совсем девочка, а ты оказалась… Ну не обижайся! — засмеялся он, увидев ее помрачневшее лицо. — Я тебе одно скажу: как женщина ты многого стоишь. Если, конечно, не начинаешь требовать, чтобы я развелся.