Трудно допросить собственную душу

— Да, это факт, — подтвердил он. — Своей бабке я верю, они была очень серьезная женщина. Собственноручно собрала все, уложила в тайник вообще все ценности, которые у них были. Боялась обыска. А потом им пришлось спешно уходить из квартиры. Бабку остановил на улице один ее знакомый, сказал, что уже выписан ордер на арест всей семьи. Бабка как раз гуляла с моей матерью, тогда она была младенцем. Она не пошла домой, дождалась мужа на улице — он тоже в тот день где-то ходил… И втроем они спрятались у знакомых. В квартире в это время орудовала ЧК. Бабка надеялась, что им еще удастся войти туда, забрать драгоценности… Но не удалось — там поставили людей, на тот случай, если кто-то вернется. И они уехали — нелегально, через Прибалтику, перешли границу… Думаю, что тайник в тот же день был вскрыт. Нет никакой надежды, что драгоценности сохранились. Конечно, страшно жаль. Когда я поеду в Москву, я сам туда схожу, посмотрю. Не на тайник, нет! — Он засмеялся. — Просто увижу квартиру, где жила когда-то моя семья.

Олеся похолодела. Она не верила своим ушам.

— Ты… собираешься в Москву? — едва смогла вымолвить она.

— Да, наверное, через месяц-другой поеду. Все боюсь почему-то! — признался он. — Никогда не думал, что я сентиментален… Страшно! И очень хочется увидеть Кремль.

— Почему Кремль? — тупо спросила она.

— А почему нет? — Он встал, подошел к ней, обогнув стол, обнял ее за плечи, поцеловал в склоненную голову. Она даже пошевельнуться не могла. «Еще один сюрприз! Мне надо очень поторопиться, очень-очень… — Ей выть хотелось от злости. — Саша просто болван! Я еще ему позвоню! Сегодня же, сейчас же!»

— Скажи… — тихо спросила она, не поднимая головы, — ты рассказывал эту историю кому-нибудь, кроме меня?

— Что? — удивился он. — Да нет. Знаешь, мои приятели не охотники до таких россказней. Что им тайник в Москве! Они не представляют себе, что там тогда творилось. Вот если бы я рассказал им, как укрыл доходы от налоговой инспекции!

— Конечно, они ведь французы, — понимающе кивнула она. — Русские проблемы их не касаются.

— Ты называешь это русской проблемой? — засмеялся он. — Это просто чепуха. Там давно ничего нет. Из квартиры бог знает что сделали, я слышал, что из больших квартир делали коммунальные, читал какой-то роман про это… Могу себе представить, что там с паркетом!

— У нас в Москве, — отчетливо произнесла она, — очень любят старинный паркет. А насчет коммуналки можешь быть спокоен — там этот паркет просто обожали. Никому бы и в голову не пришло его менять. Куда хуже, если там сейчас поселились новые русские… Ведь сейчас происходит совсем обратный процесс — коммуналки исчезают, снова появляются большие квартиры в центре.

— Да плевал я на это! — резко ответил он, обнимая ее еще крепче, начиная поглаживать ее плоскую грудь. — Малышка, у нас еще есть время… Может быть…

— Ах нет!

Она сделала попытку встать, но он не пустил ее. Глядел прямо в глаза, шумно дышал, взгляд его стал жадным и умоляющим.

— Малышка, всего один раз… Я ведь не увижу тебя несколько дней.

— А твоя жена не подозревает, что встречаешься с кем-то? — спросила она.

— Это ее не касается.

— И про меня она ничего не знает?

— Знаешь, малышка, я вообще предпочитаю не откровенничать с женой. Это только портит отношения.

— Вот интересно…. — Она немного подалась к нему, прижалась, он радостно водил по ее шее горячими губами. — Ты вообще ей ничего не рассказываешь?

— Вообще ничего… — бормотал он, начиная залезать к ней под юбку. — Ну давай! Прошу тебя!

— Нет времени… — Ей хотелось его помучить, хотя она уже знала, что просто так он ее не выпустит. — Дай мне еще выпить.

Он дрожащей рукой налил ей вина, выпил сам. Глаза у него стали красные, и он показался Олесе еще более отвратительным. Она не опустила подол платья, сидела, положив ногу на ногу, позволяя ему любоваться своими мальчишескими бедрами, которые пересекали черные подвязки.

— Малышка, ты меня сводишь с ума… — проговорил он, немного придя в себя. — Никто меня так не волновал!

— Да? — лениво спросила она. Пила из бокала медленно, оттягивая момент, когда спросит его о главном. А спрашивать было трудно. Вопрос мог выдать ее с головой, если ее уже не выдали все остальные вопросы. Но надо было рисковать, иначе вся затея не имела смысла. Она решилась.

— Странно, что между вами нет доверия… — сказала она. — Я имею в виду тебя и твою жену. А про Москву ты ей рассказывал что-нибудь?

— Она француженка до мозга костей, и ее совершенно не волнует Москва, — раздраженно ответил он. — Это запретная тема. Кроме того, она не выносит мою мать. Даже по телефону разговаривает с ней неохотно. Мать тоже не любит Ирен. Почему мы говорим об этом?

— О Господи… — вздохнула она. — Да потому, что мне интересно все, что касается тебя!

— Правда? — Его лицо вдруг стало простым и растерянным, глаза смотрели испуганно. — Ты говоришь правду? Тебя хоть немного это волнует?