Тролльхол

— Какого Имира? — спрашивает Рин вслух, но вместо ответа или хоть какой-нибудь подсказки вновь слышит внутри себя неумолимое: «Поторопись!».

Пожалуй, выбора у нее нет. Рин делает над собой неимоверное усилие и, подобрав повыше подол платья, карабкается по горному склону по направлению к «норе», темнеющей на нем рваной дырой.

— Нечего бояться, — бормочет она себе под нос. — Гримтурсены меня не почуют, ведь Фроя думает, что я мертва, и ненавидеть меня больше некому.

Однако едва проникнув внутрь «норы», Рин начинает задыхаться от приступа клаустрофобии, хотя никогда не подозревала, что страдает таким психическим расстройством. Вместе с тем ее прошибает холодный пот при виде кромешной темноты впереди, а сердце заходится в бешеном ритме. Кажется, что она сгинет в подземелье навеки, как Лилли и Ларс, и никто никогда не найдет ее, да и, скорее всего, даже искать не будет, ведь Юхан околдован Фроей, а больше никому здесь не нужна никчемная чужестранка. Все они смотрели на нее, как на комок грязи, прилипший к дорогим туфлям. Да и дома, в России… Разве что Кира о ней потоскует какое-то время, но как только подруга выйдет замуж за своего именитого художника и обзаведется детьми, так и грустить ей станет некогда. Никто больше не вспомнит о Рин, безвестной малевальщице, и однажды Кира вывезет ее картины на свалку, чтобы зря место не занимали.

Охваченная гнетущими чувствами, Рин медленно продвигается вперед, вытянув руки перед собой. С каждым шагом, отдаляющим ее от входа, мысли становятся все мрачнее. В «норе», уходящей вглубь горы, довольно просторно, — Рин разводит руки в стороны и при этом не касается стен. «Ну, еще бы, гримтурсены ведь намного крупнее человека», — обреченно думает она. Мысль о том, что ледяные великаны могли ходить этим путем, кажется ей одновременно правдоподобной и невероятной. Очень странное ощущение. Как бы не сойти с ума от всех этих переживаний.

Откуда-то веет полярной стужей. Рин замирает и съеживается, прислушиваясь и всматриваясь во мрак, но, конечно же, не слышно и не видно абсолютно ничего.

— Лилли… — Она едва шепчет, опасаясь привлечь монстров, и возможно поэтому незримая спутница никак не реагирует на зов. Остается надеяться на то, что она где-то рядом, ведь находиться в таком месте в одиночестве совсем уж невыносимо.

Каменный коридор, по которому движется Рин, неожиданно поворачивает вправо, но в темноте она не сразу это понимает: вначале ее руки упираются в стену, и внутри все обмирает от мысли, что это тупик. Она ощупывает стену и, уже почти отчаявшись продолжить дальнейший путь, обнаруживает боковой проем. А там ее поджидает обнадеживающий сюрприз: тьму вдалеке прорезают несколько узких лучей света. Они очень тусклые и серые, поэтому Рин не сразу их замечает, а заметив, впадает в ступор, заподозрив, что так могут светиться глаза гримтурсенов, притаившихся там. Справившись со страхом, она добирается до этого места и действительно оказывается в тупике: коридор приводит ее в обширный кирпичный колодец с полуразрушенной винтовой лестницей, поднимающейся вверх на многие метры и упирающейся в дощатый настил, сквозь щели в котором виднеется звездное небо, и внутрь проникает свежий воздух, пахнущий морем.

Небо и воздух придают сил, Рин бросается к лестнице и пытается взбежать по ней, но ветхие ступени проламываются под ногами одна за другой. Она цепляется за перила, но те давно сгнили и рушатся под ее весом, увлекая за собой на каменный пол. К счастью, Рин не успела подняться достаточно высоко и не получила серьезных травм, лишь содрала кожу на локтях и коленях. Она садится на пол, прислоняется спиной к выщербленной кирпичной стене и погружается в раздумья. Что теперь? Возвращаться назад, в ущелье? Или все же попытаться добраться до верха и выбить одну из досок? Второй вариант опаснее, но кажется более осуществимым. Рин оглядывает руины лестницы. На лестницу надежды нет. Зато в стенах есть крошечные отверстия, впускающие свет снаружи. Что это? Смотровые окна? Бойницы?

Бойницы! Сторожевая башня!