Читаем Трое в лодке (не считая собаки) - английский и русский параллельные тексты полностью

"Ah, well," we feel, "he did his best.""Он сделал все, что мог", - думаем мы.
For the man that prophesies us bad weather, on the contrary, we entertain only bitter and revengeful thoughts.К человеку же, который предвещает плохую погоду, мы, наоборот, питаем самые злобные, мстительные чувства.
"Going to clear up, d'ye think?" we shout, cheerily, as we pass.- Ну как, по-вашему, прояснится? - весело кричим мы ему, проезжая мимо.
"Well, no, sir; I'm afraid it's settled down for the day," he replies, shaking his head.- Нет, сэр. Боюсь, что дождь зарядил на весь день, - отвечает он, качая головой.
"Stupid old fool!" we mutter, "what's he know about it?"- Старый дурак! - бормочем мы про себя. -Много он понимает!
And, if his portent proves correct, we come back feeling still more angry against him, and with a vague notion that, somehow or other, he has had something to do with it.- И если его пророчества сбываются, мы, возвращаясь домой, еще больше злимся на него, думая про себя, что и он тоже отчасти тут виноват.
It was too bright and sunny on this especial morning for George's blood-curdling readings about "Bar. falling," "atmospheric disturbance, passing in an oblique line over Southern Europe," and "pressure increasing," to very much upset us: and so, finding that he could not make us wretched, and was only wasting his time, he sneaked the cigarette that I had carefully rolled up for myself, and went.В день нашего отъезда было слишком ясно и солнечно, чтобы леденящие кровь сообщения Джорджа о "падении барометра", о "циклонах, проходящих над южной частью Европы", и "усиливающемся давлении" могли особенно нас расстроить. Видя, что он не в силах нагнать на нас уныние и только попусту тратит время, Джордж стащил папироску, которую я так любовно скрутил для себя, и ушел.
Then Harris and I, having finished up the few things left on the table, carted out our luggage on to the doorstep, and waited for a cab.После этого мы с Гаррисом, прикончив то немногое, что оставалось на столе, вынесли наши пожитки на крыльцо и стали ждать извозчика.
The luggage There seemed a good deal of luggage, when we put it all together.Когда весь багаж сложили вместе, его оказалось достаточно.
There was the Gladstone and the small hand-bag, and the two hampers, and a large roll of rugs, and some four or five overcoats and macintoshes, and a few umbrellas, and then there was a melon by itself in a bag, because it was too bulky to go in anywhere, and a couple of pounds of grapes in another bag, and a Japanese paper umbrella, and a frying pan, which, being too long to pack, we had wrapped round with brown paper.Большой чемодан, ручной сак, две корзины, объемистый сверток пледов, четыре или пять плащей и накидок, столько же зонтиков, дыня в отдельном мешке (она была слишком громоздкой и ее некуда было засунуть), фунта два винограду (тоже в отдельном мешке), японский бумажный зонтик и сковорода. Она оказалась чересчур длинной, чтобы уложить ее куда-нибудь, и мы просто завернули ее в бумагу.
It did look a lot, and Harris and I began to feel rather ashamed of it, though why we should be, I can't see.В общем, вещей на вид было довольно много, и мы с Г аррисом чувствовали себя несколько смущенно, хотя я сам не понимал, чего нам было стыдиться.
No cab came by, but the street boys did, and got interested in the show, apparently, and stopped.Вблизи не было видно ни одного экипажа. Зато уличных мальчишек было сколько угодно. Зрелище, видимо, заинтересовало их, и они начали останавливаться.
Biggs's boy was the first to come round.Первым к нам подошел Биггсов мальчишка.
Перейти на страницу:

Похожие книги

Агония и возрождение романтизма
Агония и возрождение романтизма

Романтизм в русской литературе, вопреки тезисам школьной программы, – явление, которое вовсе не исчерпывается художественными опытами начала XIX века. Михаил Вайскопф – израильский славист и автор исследования «Влюбленный демиург», послужившего итоговым стимулом для этой книги, – видит в романтике непреходящую основу русской культуры, ее гибельный и вместе с тем живительный метафизический опыт. Его новая книга охватывает столетний период с конца романтического золотого века в 1840-х до 1940-х годов, когда катастрофы XX века оборвали жизни и литературные судьбы последних русских романтиков в широком диапазоне от Булгакова до Мандельштама. Первая часть работы сфокусирована на анализе литературной ситуации первой половины XIX столетия, вторая посвящена творчеству Афанасия Фета, третья изучает различные модификации романтизма в предсоветские и советские годы, а четвертая предлагает по-новому посмотреть на довоенное творчество Владимира Набокова. Приложением к книге служит «Пропащая грамота» – семь небольших рассказов и стилизаций, написанных автором.

Михаил Яковлевич Вайскопф

Языкознание, иностранные языки