– Я настояла на том, чтобы прийти сюда с мужем, так как желала поблагодарить вас, мистер Вулф. Я тоже много наслышана о вас, и форель была превосходной. Поистине, ничего вкуснее я не пробовала. И еще. Мне хотелось спросить вас, из чистого любопытства: почему вы не приготовили ни одной рыбы из тех, что поймал мой муж?
– О да, – кивнул Келефи. – Мне тоже любопытно.
– Прихоть, – сказал Вулф. – Мистер Гудвин подтвердит, что я неисправимый эксцентрик.
– То есть вы и в самом деле не использовали мой улов?
– Насколько я понимаю, это установленный факт.
– Но это довольно странно, поскольку вы здесь именно по моей просьбе. Даже прихоть должна иметь под собой какие-то основания.
– Необязательно, сэр. – Вулф проявлял недюжинное терпение. – Каприз, причуда, сиюминутная фантазия.
– Прошу прощения за настойчивость, – упорствовал посол, – но я хотел бы избежать возможных недоразумений. Мистер Колвин подал этот эпизод как нечто значительное, вероятно, из желания нажать на вас, и будет крайне прискорбно, если он просочится в прессу. В громких делах, а это дело неминуемо будет громким, любой непонятный факт становится почвой для самых невероятных слухов. И в данном случае они коснутся лично меня всего лишь потому, что вы не захотели приготовить пойманную мной форель! Верно, этот факт не имеет никакой связи с убийством секретаря Лисона, но ее непременно изобретут, тогда так положение посла крайне уязвимо, особенно у меня в настоящий момент. Все это вам известно, разумеется.
– Разумеется, – кивнул Вулф.
– Тогда вы видите, в чем проблема. Если вы откажетесь дать объяснение или если вы по-прежнему будете называть свой поступок прихотью, что подумают люди? Или чего они не подумают?
– Да. – Вулф поджал губы. – Я понимаю, что вы хотите сказать. – Он издал тяжелый вздох. – Хорошо. Эта проблема разрешима. Я могу сказать, что у меня неортодоксальное чувство юмора, не погрешив в этом против истины, и что меня забавляют небольшие розыгрыши над высокопоставленными персонами. А поскольку вы выразили желание порыбачить и отведать форели, приготовленной мной, а я прибыл сюда именно с этой целью, я решил подшутить над вами и не приготовил ни одной форели, которую поймали вы лично. Устроит ли вас такое объяснение?
– Абсолютно. Вы готовы сказать это прокурору?
– В данный момент я не вижу против этого возражений. Конечно, непредвиденные обстоятельства могут изменить положение дел, так что никаких гарантий дать не могу.
– Этого я ни в коем случае и не ждал. – Он, безусловно, был хорошим дипломатом. – И снова примите мою искреннюю благодарность. У меня есть еще одно маленькое дело, но, возможно, я злоупотребляю вашим временем?
– Ни в коей мере. Подобно остальным, я всего лишь дожидаюсь прибытия генерального прокурора.
– Я постараюсь быть кратким. Мистер Феррис рассказал мне о своей беседе с мистером Браганом, состоявшейся в вашем присутствии. Как он сам пояснил, обратиться ко мне его побудило то, что в той беседе упоминалось мое имя, а также то, что она касалась моей миссии в вашей стране. Я сказал ему, что глубоко ценю его щепетильность, и затем выразил надежду, что он откажется от своего намерения посвящать генерального прокурора в названные им подробности. Обсуждение этого вопроса заняло у нас некоторое время, но в конце концов он согласился со мной в том, что несколько погорячился. Если бы он осуществил свое намерение, то нанес бы непоправимый ущерб переговорам, в которых мы оба заинтересованы. Мистер Феррис теперь сожалеет о том, что сделал, когда застал у вас мистера Брагана. Он раскаивается. Не будет преувеличением сказать, что он в отчаянии, поскольку считает, что скомпрометировал себя, беседуя с мистером Браганом при свидетелях, и что бессмысленно теперь обращаться к вам и мистеру Гудвину с просьбой стереть из вашей памяти ту беседу. Я сказал ему, что обращение к благородным людям с просьбой сделать благородный поступок не может быть бессмысленным и что я сам попрошу вас об этом. Что я сейчас и делаю. Поверьте, пересказ кому бы то ни было того разговора между мистером Феррисом и мистером Браганом не послужит никакой разумной цели.
– Я верю вам, – фыркнул Вулф. – В данном случае я могу предоставить вам любые гарантии. – Он обернулся ко мне: – Арчи?
– Да, сэр.
– Мы ничего не помним из того, что мистер Феррис сказал сегодня днем мистеру Брагану, и никакие уговоры с чьей бы то ни было стороны не освежат нашу память. Ты согласен на это?
– Да, сэр.
– О нас отозвались как о благородных людях. Даешь слово чести?
– Честное благородное.
Он отвернулся.
– Я тоже даю вам слово. Достаточно ли этого?