Триумф безголовых

Тем не менее боль внезапно отступила. И когда монах прозрел, то увидел обыденную, не сказать жалкую картину. Он лежал на полу в луже воды, промокший с ног до головы и без оружия. А над ним стояла Псина – обычного роста, без крыльев и огненного дыхания. В руках у нее было пустое ведро. Из него она, видимо, и окатила соратника холодной водой. А заодно отобрала у него меч, который отбросила подальше и до которого Баррелий не мог дотянуться.

– Ну что, угомонился? – спросила Вездесущая, погружая ведро в стоящую рядом бочку. Видимо затем чтобы облить кригарийца еще разок, если он вдруг не ответит. Или ответит не так, как надо.

– Я в порядке! В порядке! – заверил ее ван Бьер, хотя сам приглядывался, не взметнутся ли у нее за спиной снова демонические крылья. И зачем-то поинтересовался: – Что такое ильрахим… или как ты меня обозвала?

– Это значит «озверелый безумец», – пояснила канафирка. – Что еще мягко сказано. Не знаю, в каких видениях ты летал, но еще бы чуть-чуть, и мы с ибн Анталем точно не сносили бы голов…

Глава 28

– Все ясно. Настойка из вензийского папоротника – вот что нас едва не убило, – заключила Псина. – Махади поила тебя ею, пока ты болел. Обычно это снадобье выводится из тела за пару дней, как только перестаешь его пить. Но, видимо, у тебя особая кровь, раз этого не случилось. И надо же так совпасть, что Захрид решил одурманить нас жженым ичимским болиголовом! Коварное дерьмо, но галлюцинаций и буйства оно не вызывает. Наоборот, делает тебя вялым, сонным и пускающим слюни. Таким, что тебя можно легко одолеть даже без меча. Но это если вдохнуть дым болиголова в чистом виде. А в сочетании с вензийским папоротником образуется гремучая смесь пострашнее отвара, что пьют берсерки островитян. По крайней мере они, обпившись своего зелья, еще хоть что-то соображают, а ты напрочь лишился разума. Сначала трупы этажом ниже на куски порубил, затем тут ураганом прошелся. И кабы сам башкой в стенку не врезался и не вправил себе мозги, даже не знаю, как бы я тебя остановила.

Ван Бьер уже не лежал на полу, а сидел у стены, обернув голову мокрым полотенцем. Его мутило, словно с тяжелого похмелья, разве что блевать не тянуло. Хотя он бы с удовольствием и проблевался, лишь бы полегчало. Но – совершенно не тянуло, и пока его лечили холодная вода да полотенце. Не ахти какое средство, но за неимением лучшего сгодилось и оно.

– А из этого… как его… – Баррелий напряг гудящую голову, но так и не вспомнил имени хозяина башни. – Из этого колдуна тоже я дух вышиб?

Он указал на тело, лежащее ничком поперек сломанной кровати. Повинен ли в разгроме комнаты – и каком разгроме! – он сам, монах не спрашивал. И так было ясно, чьих рук эта работа. Но обломки мебели и деревянная отделка стен хранили следы «эфимца», а на теле хозяина крови не наблюдалось. Что и показалось ван Бьеру странным. Раз уж он кромсал мечом трупы, то мимо живого врага подавно не прошел бы.

– Нет, расслабься. Ибн Анталю я по башке заехала, – ответила Псина, перебрасывая веревку через одну из потолочных балок. Так, будто собралась повеситься. Или, скорее всего, кого-то повесить. – Спасла бедолагу, хотя трижды чуть сама под твой меч не угодила. Пускай ты едва все не испортил, зато хальради напугал до икоты. А он, похоже, нечасто сталкивался с таким безумием. Вот и растерялся: заметался по комнате, хватал трясущимися руками все подряд, видимо, силясь припомнить, чем можно тебя угомонить… В общем, пока он метался, я подскочила к нему сзади и треснула по затылку. Теперь вот боюсь, как бы не переусердствовала. Досадно, если хальради от моей затрещины потеряет дар речи… Ладно, сейчас мы это выясним.

– А почему на меня жженый болиголов подействовал, а на тебя нет? – нахмурился Пивной Бочонок.

– Потому что всяк уважающий себя Вездесущий задерживает дыхание, когда его атакуют дымовой гранатой. А кригарийцев в их монастырях разве такой простейшей защите не обучали?

– Если и обучали, я тот урок прогулял, – буркнул монах, смочив полотенце на голове свежей водой. – Кстати, а что там снаружи после такого-то шума? Неужто все спокойно?

– Так ведь кроме тебя никто и не орал, – пожала плечами канафирка. – А у башни толстые стены, которые заглушат не такой грохот. Вдобавок недавно на Ихенер упала новая бомба, и до нашего шума этой ночью никому нет дела. Но я, конечно, посматриваю в окно, все ли спокойно, не переживай.

– А это для чего? – Монах указал глазами на сооружаемую Псиной «виселицу».

– Не для чего, а для кого, – уточнила она. – Старая верная дыба для нашего магического друга. Или, по-твоему, я делаю что-то не так? Может, надо было приготовить ужин, откупорить вино и разговорить ибн Анталя в дружеской застольной беседе?

– От еды я бы не отказался, – признался ван Бьер, неожиданно ощутив зверский голод. – Но идея с дыбой пахнет аппетитнее. Ею и отужинаем.

Собравшись с силами, он поднялся. Затем вылил на голову очередной кувшин воды и взялся помогать соратнице, надеясь, что работа поможет ему взбодриться.