Триумф безголовых

– Себур, убитый твоим другом. Последний, которого я продал перед войной, но которого так и не вывезли из города… Ну и что ты решила? Удружишь мне или нет?

– Будь по-твоему, – отважилась наконец Псина. И, закатав рукав, приказала мне: – Держи посуду, парень.

Мне претила такая работа, но из всех работ, которыми я занимался в последнее время, эта была не самая отвратная. Поэтому я взял кружку и, стиснув зубы, безропотно исполнил очередную возложенную на меня миссию.

Взяв самый маленький из своих ножей за кончик, шпионка аккуратно проколола им вену на предплечье. После чего направила струйку побежавшей крови в подставленную мною емкость.

– Я продал Мо два месяца назад одному канафирцу, которого сопровождали немые спутники, – заговорил Культук, не сводя глаз со стекающей в сосуд крови. – Как его звали, не спрашивал, ибо подробности меня не интересуют. Зато я всегда настаиваю на том, чтобы самому осмотреть место, где будет жить мой малыш. Или клетку, в которой его повезут из города.

– И вам показали клетку. А иначе с чего вы решили, что Мо покинет столицу. – Вездесущая поморщилась. Даже с ее выдержкой было неприятно пускать самой себе кровь и одновременно разговаривать.

– Да. Ночью мы вывели Мо наверх и посадили в клетку на колесах, – подтвердил дрессировщик. – Хорошую клетку, просторную – я остался доволен. Канафирец заверил меня, что на рассвете он уезжает домой, на запад. И показал документ, позволяющий ему вывезти из Тандерстада гномье отродье в количестве одной особи. Все было чин по чину, мы ударили по рукам и распрощались. Однако вернувшись в Оплот, я обнаружил, что забыл отдать покупателю усыпляющее зелье. Такое, которым в случае опасности можно угомонить себура, не убивая его. Но я не стал догонять канафирца – решил перехватить его утром на западных воротах. Только я прождал его там полдня, а он так и не появился.

– Может, он выехал через другие ворота? Или вывез Мо по реке?

– Исключено. Пропуск был выписан на проезд по этой дороге. В остальные ворота канафирца не выпустили бы.

– Он мог дать их стражникам взятку.

– Имея на руках законный пропуск, который и так стоит недешево? Зачем ему это?

– Действительно, незачем, – согласилась Псина, продолжая сцеживать кровь в сосуд. – Тогда он мог дать взятку на западных воротах. Затем чтобы стражники помалкивали о том, что он покинул город. Возможно, канафирец опасался погони и замел следы.

– Эта догадка звучит любопытнее, – рассудил горец. – Но если бы за ним и впрямь кто-то гнался, разве эти люди поверили бы стражникам на слово и отказались бы от погони? Тот канафирец был деловым человеком до мозга костей. А такой не станет платить страже за абсолютно бесполезную услугу.

– Тоже верно подмечено, – вновь не стала спорить Вездесущая. – И что было дальше? Вы на этом успокоились или начали разыскивать Мо в столице?

– Тихие братья подергали ради меня за кое-какие ниточки, но все без толку. Так что да, можно сказать, я успокоился.

– Но самого канафирца и его людей вы хорошо рассмотрели?

– Еще бы, дочь заката! Они стояли передо мной также, как ты сейчас.

– Замечательно! – Псина отмотала с запястья платок и перетянула им кровоточащее предплечье, а я поставил наполненный кровью сосуд перед Культуком на стол. – Именно это мне и хотелось от вас услышать, чегри-гата! А теперь я очень надеюсь на вашу память, потому что я не уйду отсюда, пока вы не опишите мне того канафирца и его спутников во всех подробностях…

Глава 22

Когда ван Бьер смог наконец-то встать на ноги взять в руки меч, на Тандерстад уже падали с небес дары Григориуса Солнечного. Щедрые и разнообразные: каменные, зажигательные, дары из тухлого чумного мяса, а также из обычных нечистот, перебрасываемых через крепостные стены в бочонках. Похоже, король Промонтории издал указ, заставляющий его солдат мочиться и гадить в емкости из-под вина и пива. Это поддерживало в его войсках чистоту, но горожанам «дерьмобомбы» южан доставляли не меньше вреда, чем остальные. Потому что расплескиваемую где попало грязь надо было тщательно отмывать, ведь она не только смердела, но и тоже способствовала распространению болезней.

Легендарные дальнобойные требушеты южан, сделанные из крепчайшей лиственницы, оправдали свою зловещую славу. Городскую стену и ворота (ныне заложенные камнями) они за столь малый срок не пробили. Но районы по ту сторону стены несли каждодневный урон. Как ни готовился Тандерстад к пожарам, несколько кварталов все равно выгорело дотла. А другие окраинные постройки в любой момент рисковали повторить их участь.

Горожане, чьи дома не угодили в зону поражения требушетов, тоже не чувствовали себя в безопасности. Всему виной было еще одно знаменитое изобретение юга – шелк. Казалось бы, мирное, но Григориус Солнечный превратил и его в оружие, тем паче что шелка у южан было предостаточно.

Они шили из него огромные мешки, привязывали к ним на веревки бомбу, потом дожидались попутного ветра, зажигали ее и горячий воздух, наполнив мешок, уносил бомбу высоко в небо. А ветер в свою очередь нес ее к столице.