«Отогревать» Вездесущую пришлось долго, но это пошло ей на пользу. И когда она, откинув полог шатра, выбралась наружу, вид у нее был гораздо жизнерадостнее, чем после купания в Зирте. И уж точно бодрее, чем у Тишайшего. Он вышел следом за нею, но выглядел таким измотанным, словно весь день таскал камни или валил деревья.
– А что, Культук Говорящий-с-Камнями тоже от вас сбежал или он еще здесь? – поинтересовалась канафирка, после того, как вернулась в круг Тихих братьев, невозмутимо выслушала их сальные шуточки и утолила жажду вином.
– Культук – последний, кто удерет из Оплота Безмолвия, готов поспорить, – усмехнулся оборванец в раззолоченной кирасе. – А если и удерет, то не наверх, а еще глубже под землю, вместе со своей «малышней». Поближе к Гномьим печам и их истопнику, хе-хе.
– Мне нужно с ним увидеться, – попросила Вездесущая. – Хочу посоветоваться со стариком насчет одной находки. Она как раз по его части.
– Могу устроить вам свидание, почему нет, – согласился Тишайший, возвращая себе на голову корону, которую он снял перед тем, как уединиться с гостьей. – Только умоляю, дай мне сначала немного отдышаться.
– Дыши сколько угодно, – ухмыльнулась Псина. – Зато сегодня ночью никуда не пойдешь, а будешь дрыхнуть как убитый. Ах да, забыла, вы же и так нынче не суетесь по ночам в город…
Больше о Культуке они не обмолвились. Кто он такой, этот старик с загадочным именем, я узнал лишь тогда, когда Тишайший, передохнув и глотнув вина, отвел нас к Говорящему-с-Камнями.
Его обитель представляла собой длинное подземелье-ответвление от города воров. Чтобы попасть в само логово Культука, нам пришлось пройти аж через тройные укрепленные ворота. Причем ключа от них у Тишайшего не было, даже несмотря на то, что он являлся полновластным хозяином Оплота. Все ворота запирались изнутри. И лишь после того, как главарь Тихих братьев подергал за веревочку (ни единого звука при этом не раздалось, и к чему она была привязана, осталось для меня загадкой), Культук открыл вход в свою пещеру.
Пахло в ней одновременно и противно, и очень знакомо – гномьим отродьем. Сам же Говорящий-с-Камнями оказался дикарем с Гиремейских гор – тех самых, что разделяли Оринлэнд и Канафир, и на чьем перевале стоял Дорхейвен. В свое время я насмотрелся на диких горцев – высоких, жилистых, длинноволосых и крючконосых. Их отлавливали и продавали в рабство, пускай работники из них, говорят, выходили неважнецкие. Но Культук явно не был рабом, раз уж сам Тишайший стучался в двери его обиталища. К тому же старик неплохо говорил на орине. Это означало, что он прожил на востоке очень долго, а то и всю свою жизнь.
– Черная кровь в моем доме! – проскрипел Говорящий-с-Камнями при виде Псины. – Я помню тебя, дочь страны заката. Однажды ты уже побывала здесь. Но вот зачем приходила, не могу вспомнить. Старая память что дыра в голове, только не болит.
– Да и неважно, чегри-гата, – ответила Вездесущая, обратившись к хозяину логова так, как горцы обращались лишь к своим вождям и старейшинам. – Гораздо важнее то, о чем я хочу спросить у вас сегодня. Вы позволите мне задать несколько вопросов?
– А в прошлый раз я дал тебе на это согласие или нет? – Старик наморщил лоб, видимо, напрягая свою дырявую память.
– Разумеется, чегри-гата, хотя и не сразу, – кивнула шпионка. – Тогда вы научили меня отличать помет орла от помета птериона. И рассказали, как по вкусу последнего узнать, кто его отложил: самец или самка.
– Точно! – припомнил Культук. – Было дело. Ну и как, пригодилась тебе моя наука?
– Еще бы! И не однажды.
– Это хорошо. А о чем поговорим сегодня? Надеюсь, о чем-то более приятном, нежели птичье дерьмо?
– Смотря для кого. Но лучше бы я по вашей милости снова лизала какашки птериона, чем расхлебывала то, во что нынче вляпалась.
– Вот как? Ну что ж, входи, потолкуем.
– Только без меня! – замахал руками Тишайший. – Ненавижу, как у тебя тут воняет, старик. Уж лучше пойду вздремну, а то умаялся я что-то. Все равно ты мне потом обо всем расскажешь, так ведь?
И он потопал обратно. А мы с Псиной вступили в убежище Говорящего-с-Камнями, после чего он тщательно запер за нами все ворота на каждый засов.
Место, куда мы попали было натуральным зверинцем. Почти все его пространство – довольно немаленькое, кстати, – занимали вольеры и клетки. Вот только обитали в них… О Громовержец, да здесь были все: несколько себуров, уйма криджей и даже два громорба! При виде гномьего отродья мои глаза расширились сначала от страха, а затем от удивления, когда я увидел, что все твари ведут себя тихо и смирно. И все – кроме слепых криджей, – глядят на меня вполне добродушно, без желания откусить мне голову.
– Так вы – дрессировщик чудовищ! – осенило меня. – Боже мой, сир! Чем вы кормите свою прожорливую ораву?
Культук взглянул на меня с презрением и ничего не ответил. Вместо него это сделала Псина.
– Помолчи, Шон. Ты еще слишком молод для того, чтобы разговаривать с чегри-гата, – пояснила она.