Триумф безголовых

– Но акцент у него определенно дорхейвенский, – продолжал делиться своими наблюдениями тетрарх. – И имя… Любопытное совпадение: перед тем, как Симариус рехнулся, ты передал ему привет от покойного гранд-канцлера Дорхейвена Шона Гилберта. А ведь мы с сиром Гилбертом встречались, когда он, бывало, наведывался в Тандерстад. Также мне докладывали, что после гибели гранд-канцлера его сын пропал без вести. И вот я гляжу на маленького Шона, в голосе которого звучат интонации западных торговцев, и взгляд которого напоминает мне взгляд бывшего градоправителя Дорхейвена. Настолько, что я как будто узрел его самого, но в юности.

– Шон и правда отучился пару лет в пажеской школе города-республики, – вновь соврал кригариец. – Там-то его и научили читать, писать и считать. Но потом выгнали, когда он осиротел, так как некому стало платить за его обучение. А то, что они с гранд-канцлером тезки – не столь уж удивительное совпадение. Четверть моих дорхейвенских знакомых зовут Шонами, четверть – Хэнками, а треть – Майлзами. Да вы и сами, небось, замечали, как много в тех краях людей с одинаковыми именами.

– Ну да бог с ним. Не бери в голову. Просто я еще не оклемался от всего пережитого и меня атакуют призраки прошлого, – махнул рукой тетрарх. Хотя, судя по его хитрому прищуру, он не поверил кригарийцу. – Вот и девочка мне тоже кого-то напоминает. Но кого – ума не приложу.

– Саяна учить меня быть похож ни на кто и сразу на всех, Велик-сир. Так, как это уметь сама саяна, – ответила Эльруна. И, немного смутившись, добавила: – Только у меня пока плохо выходить. Все из-за моя ухи. Они сильно торчать и я ничего с ними не поделать.

Поскольку лопоухая никогда не призналась бы в этом ни мне, ни Баррелию, надо полагать, с Вальтаром она тоже откровенничала не искренне, а чтобы втереться к нему в доверие. Уж я-то достаточно был знаком и с нею и с Псиной. И давно раскусил сущность Вездесущих, играющих на людских чувствах столь же непринужденно, как хороший музыкант на своем инструменте.

– Не наговаривай на себя, детка. – Несмотря на подавленность, тетрарх все-таки не сдержал улыбку. – Запомни: у тебя красивые уши. Такие же были у моего сына и он тоже страшно переживал, думая, что все над ним насмехаются. И сколько я его ни утешал, сколько ни убеждал, что с его ушами все в порядке, он упрямо мне не верил.

Вспомнив об умершем от чахотки наследнике, Вальтар тяжко вздохнул и пригорюнился.

– Спасибо, Велик-сир, – улыбнулась ему в ответ пигалица. – Мои ухи еще никогда не хвалить такой большой человек как вы. Это честь для махади. И я запомнить ваш совет. Клянусь.

– Что ж, а я запомню твой: быть ни на кого не похожим и одновременно быть похожим на всех, – кивнул тетрарх. – Думаю, теперь, когда мне предстоит скитаться и скрываться от врагов, твой совет мне здорово пригодится…

Псина объявилась, когда стемнело. Понятия не имею, как она отыскала обратную дорогу в кромешной тьме, в которой я, несмотря на костерок, боялся отойти от него даже по нужде. А все потому что кусты и деревья вокруг стояли плотной стеной, и удалившись от лагеря, я едва мог разглядеть за ними огонь.

Само собой, шагов Вездесущей мы не расслышали. А я и вовсе проморгал, когда она вынырнула из темноты. Просто отвернулся от огня, а когда вновь повернулся к нему, Псина как ни в чем не бывало сидела напротив и грела руки над костром.

Тетрарх к этому времени уже спал, но ван Бьер разбудил его, так как вряд ли доставленные шпионкой известия могли ждать до утра.

– Ну что? – осведомился Вальтар у канафирки, протирая глаза. – Насколько все плохо в моем городе и окрест него?

– Все гораздо хуже, чем вы можете себе представить, Великий сир, – ответила Псина. – После гибели короля среди островитян начался раздрай. Случись это в иное время, они сумели бы договориться и, поорав и поскандалив, короновали бы нового Владыку Севера. Но с той поры, как дружины и бранны ворвались в город и учуяли запах огромной добычи, согласье между ними держится на одном честном слове. Сейчас им не до коронации. Все они набивают мешки и телеги столичными богатствами, радуясь, что над ними нет королевской власти и некому призвать их к порядку. Бардак просто жуткий. Никто не в силах остановить грабеж и разрушения. У Гвирра был договор с Симариусом, что островитяне не станут грабить храмы, монастыри и дворцы церковных патриархов. Вот только Симариус сжег Гвирра и расторг союз между Хойделандом и Капитулом. Говорят, от Главного храма остались одни закопченные стены – все добро оттуда вынесли подчистую, а затем храм сожгли.

– А что Григориус Солнечный? – полюбопытствовал Вальтар.