Триумф безголовых

– Ты проделала огромную работу, поэтому не смею больше донимать тебя расспросами, – ответил Вальтар. – Да мне и самому не помешает отдохнуть. Все эти треволнения измотали меня хуже, чем ведение войны.

И он, закутавшись в плащ, улегся обратно на свое место спиной к костру. Только, кажется, не уснул, а лежал с закрытыми глазами, размышляя о том, что утратил, и о том, что готовит ему завтрашний день.

Наскоро отужинав и приказав Эльруне нести караул, ушла на боковую и Псина. А за нею настал и наш черед последовать ее примеру.

Однако едва я сомкнул глаза и стал проваливаться в сон, как меня пнул в бок сапог кригарийца. Пнул не больно, но хорошего настроения мне это на сон грядущий не добавило.

– Вставай, парень, – буркнул ван Бьер в ответ на мое недовольное кряхтение. – Есть разговор.

– А он не может подождать до завтра? – зевнув, поинтересовался я.

– Нет, – отрезал монах. – Вставай и иди за мной. Поговорим наедине. Люди спят, незачем им мешать.

Я проворчал, что, в общем-то, и мне было незачем отбивать сон. После чего, разумеется, покорно встал и поплелся за Баррелием, который шел впереди с горящей палкой в руке. Эльруна проводила нас глазами и ничего не сказала.

Отошли мы недалеко – шагов на полсотни. Но прежде чем перейти к разговору, ван Бьер велел мне наломать немного сухого кустарника и сложить костерок. Запалив его принесенным с собой огнем, монах приказал мне сесть, а сам устроился напротив. Так, что меня и его разделяло трепещущее в ночи, невысокое пламя.

Взглянув на хмурое лицо кригарийца, я смекнул, что он увел меня из лагеря не только затем чтобы не потревожить сон товарищей. Больше походило на то, что ему не хотелось говорить со мной при свидетелях. Ого! И что же такое сокровенное он намеревался мне поведать, о чем не стоило знать канафиркам и тетрарху? Меня снедало любопытство, но я решил промолчать и дождаться, когда все прояснится само собой.

– Нельзя мне подолгу сидеть без дела, – заговорил наконец ван Бьер. – Когда я не работаю, я много думаю. А когда я много думаю, это меня угнетает и у меня опускаются руки.

– По-моему, ты на себя наговариваешь, – заметил я. – Видел я твои «опустившиеся руки» после того, как ты в последний раз вышел из долгих раздумий. Сколько фреймонистов ты зарубил тогда в башне ибн Анталя? Десять? Больше?

– Помолчи, дай договорить, – перебил он меня. – Так вот, насчет моих рук и всего остального. То, что они еще не дрожат и отсекают вражьи головы с одного удара – это ненадолго. Я старею, Шон. И чем дальше, тем сильнее это чувствую. Также, как с годами начал чувствовать много чего еще, что не беспокоило меня в молодости. Вот и теперь меня изводит одна мысль. Вроде бы глупая, но она так крепко втемяшилась мне в башку, что ничем ее оттуда не выгонишь. Два дня мы торчим в этом лесу, и два дня я думаю только об одном и том же. Каждый день, с утра до ночи. Да и по ночам тоже, так как в последнее время мне плоховато спится.

Он удрученно вздохнул.

– Может, тебе просто надо выпить и отдохнуть в каком-нибудь борделе? – робко предположил я, хотя помнил, что мне было велено помалкивать.

– О, если бы все было так просто! – Баррелий хрустнул пальцами. – Это ерунда. Мне и раньше доводилось подолгу не видеть баб и выпивку, так что к их отсутствию я привычен. А вот то, что всяк называет меня сегодня последним кригарийцем, меня коробит. Даже несмотря на то, что это сущая правда. Никак не свыкнусь с тем, что я – последний из нашего брата. И что с моей смертью в мире не останется ни одного кригарийца.

– Не так давно ты уже говорил мне об этом, – припомнил я.

– Да, было дело, – согласился ван Бьер. – Тогда я надеялся, что хандрю, потому что еще не оправился от дурных вестей и от удара по голове. Но нет, с горькой правдой я свыкся, голова болеть перестала, а хандра не прошла. Однако сегодня я наконец-то додумался, как ее вылечить! Даже странно, что такая простая идея не осенила меня раньше.

– И что ты собрался делать?

– Перестану быть последним кригарийцем. Только и всего.

– Но как? Это же… – Я недоуменно захлопал глазами. – Это же невозможно!

– Нет на свете ничего невозможного, парень, – улыбнулся Пивной Бочонок, только было в его улыбке нечто, заставившее меня насторожиться. – Я не буду последним из нас, потому что им станешь ты!

– Ч-ч-чего-чего?! – Моя челюсть сначала задрожала, а потом отвисла.

– Ты станешь кригарийцем, – повторил монах. – Под моим чутким надзором, разумеется. Помнишь, Вирам-из-Канжира обращался ко мне «учитель», а после я приказал тебе никогда не называть меня так? Так вот, я передумал. Пора мне воскресить в памяти навыки учителя. И выстрогать себе новую палку наставника взамен той, что унесло море, когда наш монастырь Фростагорн обвалился с прибрежного утеса.

– Погоди-погоди! – Я замахал руками. – Ты что, серьезно? Как будто ты со мной незнаком! Да из меня получится такой же кригариец, как из говна стрела! И вообще… Эй, ну ладно, ты ведь шутишь, правда?