Тристан из рода л'Эрмитов (СИ)

Вот и всё таинство. Пять лет — не такой уж и великий срок! Однако дети, ссоры и примирения, болезни, сердечная привязанность, и многое другое прекрасно в нём умещаются, даже если брак — только видимость брака. Отрешённая Эсмеральда почувствовала, как её сомкнутых губ коснулись жаркие уста новоиспечённого мужа. Она не противилась. Табор праздновал причудливую свадьбу, а Эсмеральда сидела возле костра рядом с Ферка, плечом к плечу. Общее веселье не захватило её, а жалобный тонкий зов флейты надрывал ей сердце. Дитя, украденное у матери, ни француженка, ни дочь Египта, соломинка, подхваченная ураганом, заброшенная в чужой, незнакомый край, она невольно льнула к Ферка, видя в нём последнее пристанище. Она подумала о предстоящей ночи, когда молодой цыган, пользуясь данным ему правом, сделает её своей, но не испытала смятения. Только на краткий миг совесть возмутилась в ней, когда она вспомнила Тристана.

— Ты сам отпустил меня! — мысленно сказала она, будто оправдываясь перед Великим прево. — Я не предавала тебя!

Табор шёл всё дальше и дальше в осень, навстречу башням Пуатье, вздымавшимся над равниной, омываемой водами Клэна с востока и севера и Буавра с запада. Спустя пять дней после начала странствий пёстрая шеренга, сопровождаемая тощими псами с репьями в хвостах, под недовольные взгляды стражи втянулась в ворота Пуатье, растянулась по улицам. Эсмеральда, следуя вместе со всеми, не знала, что сама судьба направит Тристана Отшельника по её следам, что в то время, когда табор, взяв приступом город, прочно осядет в бедняцких кварталах, её грозный покровитель тоже покинет Турень и поселится совсем недалеко от Пуатье. Не мог знать и Тристан, что проделанный им путь по Аквитанской дороге повторяет путешествие Эсмеральды. Он жил затворником в Мондионе, примеряя образ провинциального сеньора, надзирающего за крестьянами. А к югу от его скромного пристанища нашла приют цыганка. Они не знали ничего друг о друге, довольствуясь тоской и воспоминаниями, но расстояние, разделявшее их, было слишком мало, чтобы препятствовать случайной встрече. Ведь даже неодушевлённые камни, сдвинутые с исконного места человеческой рукой, соединяются в основании стены. Что же говорить о людях, обладающих волей и разумом!

========== Глава 22. Призраки прошлого ==========

Репутация нахлебницы накрепко прицепилась к Эсмеральде и тянулась за ней, как колючка, застрявшая в овечьем руне. Цыгане и бродяги Пуатье не преклонялись перед её красотой. Здесь и в помине не было прежнего суеверного восхищения, побудившего некогда цыганок похитить ребёнка из лачуги на улице Великой Скорби. Девушки бросали на новую товарку косые завистливые взгляды, ревнуя её к Ферка, мужчины смотрели на неё с неприкрытым вожделением. Так никто не глядел на Эсмеральду даже во Дворе чудес, в этой клоаке отверженных, где собрались всевозможные пороки: даже там красавицу почитали чем-то вроде божества, стоящего на порядок выше обычных бродяг. Ореол таинственности, окружавший девушку в дни посещений табора на речном берегу, постепенно рассеялся. К Эсмеральде привыкли, стали считать её обузой, взбалмошной неумехой, невесть зачем увязавшейся за свободным народом.

Она не могла зарабатывать себе на хлеб, как прочие женщины. Гаданием Эсмеральда не промышляла и в прежние беззаботные времена; рисунок, начертанный природой на человеческой ладони, не значил для неё ровно ничего, а лгать, обещая доверчивому обывателю всяческие блага в грядущем, она не умела и стыдилась. Иного же ремесла она не знала никакого, её руки никогда не держали ни веретена, ни метлы, ни серпа. Пленница Великого прево соскучилась по танцам, но вернуться к прежнему занятию оказалось свыше её сил. То ли тело без долгой практики утратило гибкость, то ли страх сковывал движения плясуньи, но с уличными выступлениями пришлось распрощаться. В первый раз Эсмеральда рискнула попытать счастья в начале зимы, в день святой Варвары — праздник ремесленников. Тогда она и Ферка оказались под вечер на площади Нотр-Дам-ля-Гранд, где полыхал костёр, с треском пожирая вязанки хвороста, согревая столпившихся вокруг огня горожан.

— Вот прекрасная возможность опустошить карманы этих бездельников! — подмигнул Ферка.

Молодой бродяга поднёс к губам флейту, которую всегда таскал за пазухой, и заиграл, привлекая внимание толпы. Эсмеральда задрожала. Она узнала мелодию. Сколько раз на её памяти звучал этот мотив и в замках сеньоров, и на городских праздниках, и на сельских торжествах! Она сама плясала под него когда-то. Давно-давно, быть может, в Париже, или где-то ещё — мало ли городов на свете. Сотни импульсов пронизали тело Эсмеральды, щекоча нервы, горяча кровь. Ферка надеялся, что жена подхватит его почин и пустится в пляс: для этого и старался он, для этого шли они сюда через весь город. Эсмеральда понимала, чего от неё ждут супруг и зеваки, отвернувшиеся от пламени и обратившие заинтересованные взоры на парочку оборванцев. Всё её существо жаждало веселья, танца — того, чего она так долго была лишена. Но она не решалась сделать хоть один шаг.