Тристан из рода л'Эрмитов (СИ)

— Ты мне лжёшь, девица! Не бывало такого, чтобы прево Тристан над кем-нибудь сжалился!

— Я сказала вам истинную правду, клянусь Святым Мартином Турским! Меня собирались повесить, сам Тристан командовал палачу, верёвка обвила мою шею, смерть дышала мне в затылок. Я не знаю, какая благодать снизошла на него, но он пощадил меня и с той поры я живу в его доме. Пусть небесный огонь испепелит меня, если я солгала хоть словом.

— Уж больно ты горячо клянёшься! — проворчала Сибиль, но без прежней ярости.

— Правду говорить не страшно. Я хочу отплатить добром за добро, только и всего. Если я нежеланный гость, я сейчас же уйду. Мне жаль, что я вас побеспокоила.

Эсмеральда поднялась с намерением как можно скорее выскользнуть за дверь, но знахарка остановила её.

— Погоди-ка. Не ведаю, Господь или дьявол направил тебя ко мне, но будь по-твоему. Такой рассказ, девица, достоин награды. Я не пойду с тобой, но дам всё, что ты просишь.

Старуха, бормоча под нос, принялась перебирать травы. Эсмеральда сидела ни жива, ни мертва.

— Скажи-ка, девица, а не боишься ли ты, что я вместо целебных трав дам тебе ядовитые, чтобы твоими руками убить этого гнусного человека? — спросила вдруг Сибиль, сверля цыганку испытующим взглядом.

— Он боится, госпожа Сибиль, а я доверяю вам, ибо вы сказали, что не берёте грех на душу.

— Оно верно, — ухмыльнулась знахарка, — ему и нужно бояться. Ох, велик груз на его душе! Он это знает и мечется. Смотри, красавица, не напрасно ли ты явилась сюда? Королевский куманёк не верит лекарям, неужто доверится ведьме?

— Я смогу уговорить его! — сказала Эсмеральда, хотя и не уверена была в том, что сможет.

— Ну, коли так, слушай внимательно, да примечай.

Старуха, найдя то, что искала, объяснила цыганке, что каждое растение нужно собирать в его час, когда оно полно живительной силой. Поторопишься или опоздаешь — только понапрасну погубишь. Но если растение сорвано вовремя, то лекарство, приготовленное из него, одолеет любую хворобу. Такие, как Куактье, подобными знаниями не обладают. Сибиль рассказала, как удалить гной, как приготовить мазь из зверобоя с мёдом, чтобы прикладывать к ране, отвар из чистотела, унимающий жар. Заворожённая цыганка молча внимала приоткрывшейся ей тайне старой знахарки, боясь пропустить хоть слово. Получив необходимые снадобья и наставления, девушка спросила о цене и потянулась к висевшей на поясе омоньере*, но Сибиль перехватила её руку.

— Брось! Это деньги палача и убийцы, зазорно брать их. Ступай!

Поспешно откланявшись, цыганка отправилась восвояси. Дорогой она то и дело ускоряла шаг, торопя своего спутника, опасаясь позабыть что-либо из поучений старой знахарки. Тяжелейшую часть своего замысла Эсмеральда исполнила. Теперь ей предстояла не менее тяжёлая задача: испробовать себя в роли лекаря, убедив Тристана Отшельника принять её заботу.

* Омоньера — поясной кошель для монет и мелких личных вещей.

========== Глава 13. О том, к чему приводят благие порывы ==========

Возвратившись в красноречиво украшенный барельефами в виде верёвок дом на улице Брисонне, Эсмеральда велела слуге отнести дары знахарки на кухню. К вящему удивлению повара, она собственноручно взялась за изготовление лекарств, стараясь делать всё в точности так, как сказала старуха Сибиль. Повар, предоставив ей право распоряжаться посудой, водой и огнём, искоса поглядывал на возню хозяйской протеже, не смея протестовать. Он наблюдал, как госпожа Агнеса, разложив на разделочном столе травы, то что-то растирала, то смешивала, то варила, и думал, не придётся ли потом кропить кухню святой водой.

Справившись с работой аптекаря, порядком уставшая цыганка, едва переведя дух, направилась в комнату Тристана и объявила, что готова заняться его лечением. За ней, точно собачонка, шла белая козочка Чалан.

Великий прево, пододвинув кресло к окну, развлекался тем, что смотрел вниз, во внутренний двор, где прачка и конюх о чём-то беседовали возле колодца. По-видимому, предмет их разговора носил романтический характер, поскольку расставанию предшествовало быстрое соприкосновение губ. Небо над Туром наливалось вечерней синевой, вытягивались тени, темнели зубчатые силуэты строений. Тристан скучал. Он не привык болеть, его злило состояние вынужденной беспомощности. Какая-то несчастная ранка причиняет столько мороки! Из упрямства Тристан переносил недомогание на ногах, превозмогая слабость и боль. Заявление Эсмеральды, нарушившей его уединение, он принял с иронической усмешкой.

— Всё-таки сделала по-своему, плутовка! — по обыкновению заворчал он, но не злобно, а, скорее, снисходительно. — Ты так воодушевилась щедростью старой карги, что решила стать моим лекарем? Да вот только ничего у тебя не выйдет! — он поднялся с кресла, стараясь не тревожить повреждённую руку, неслышно ступая по циновкам. — Я позволил тебе совершить прогулку в облике знатной дамы и здесь мои уступки твоим капризам кончаются.