Тринадцатый Койот (ЛП)

“Он был взят священниками и теперь находится в черепе епископа, похороненного глубоко в парижских катакомбах, оссуарии, в котором хранятся останки шести миллионов человек. Он находится там с 1789 года, спрятанный под костями десяти тысяч священнослужителей.”

Бирн покачал головой, глядя в землю. “В свое время я слышал несколько безумных историй. И я видел достаточно странностей, чтобы понять, что там есть нечто большее, чем известный мир. Но это… это… Я имею в виду, как, черт возьми, этот Менгир оказался на Холме Надежды?”

Прогремел гром, и двое мужчин посмотрели в небо.

“Он был привезен в эту страну в 1620 году, — сказал Блэквелл, — его перевезли через бурные моря паломники, стремившиеся обрести религиозную свободу, необходимую для его содержания. В том путешествии Менгир отравил более сотни душ. Тогда он был больше, поэтому его разбили на несколько частей и развезли по разным местам по всей стране. Этот конкретный менгир пришел на запад по Орегонской тропе в 40-х годах. Это было…

“Черт возьми, проповедник! У меня нет времени на урок истории! Просто скажи мне, почему этот объект зла хранится в этом маленьком городке? Хоупс-Хилл — совершенно незначительное место.”

“Именно поэтому он был выбран!” Лицо Блэквелла порозовело, на висках вздулись вены. “Разве ты не видишь? Если бы менгиры хранились в огромных, красивых дворцах, таких как Кельнский собор, Нотр-Дам или Йоркский собор, это было бы то же самое, что раздавать карты каждому живому злодею. Эти святыни Божьи — первое место, куда им придет в голову заглянуть. Но хранить их в маленьких, незначительных часовнях в слаборазвитой стране… Ну, кому придет в голову искать там? Даже если бы стало известно, что их держали в таких местах, в мире их слишком много, чтобы из них можно было выбирать. Это делает обнаружение почти невозможным.”

“Я думаю, не настолько невозможно”.

Блэквелл глубоко вздохнул. “Сын мой, столетия учебы и молитв благословили нас лучшими методами сдерживания, на которые мы только способны. Но зло всегда находит выход.”

Ветерок становился все холоднее, покусывая татуировку Бирна на шее. Проповедник сунул руку в карман своего пальто и достал большую бутылку. Бирн был разочарован, увидев, что это не виски. Ему, конечно, не помешало бы немного. Вспышка молнии оставила розовые трещины в облаках, которые стали больше и чернее. Гром был торжествующим, почти музыкальным.

“Библия говорит, что в Судный день прозвучат семь труб”, - сказал Блэквелл. “Каждая из которых влечет за собой кошмарные последствия”.

Блэквелл начал идти.

“Куда вы идете?” — спросил Бирн.

“Везде, где позволяет Бог”.

Бирн крикнул ему вслед, но проповедник продолжал идти по улице. “Менгир, Блэквелл! Кто принес его сюда? Это был ты?”

“Я этого не делал”. Говоря это, проповедник не оборачивался. “Я посвятил свою жизнь Господу, но все же даже я недостаточно свят, чтобы противостоять Менгиру”.

“Тогда кто?”

Старый проповедник больше ничего не сказал. Он прошел далеко по улице, волоча за собой грабли и поливая почву бутылкой с красной жидкостью. Бирну не нужно было догадываться, что это было. Он взобрался на своего коня и прищелкнул каблуками. Проезжая по городу, он наблюдал за волнистыми облаками, фантасмагорическими надгробиями, извивающимися, как огромные черви, в расширяющемся небе. Молния осветила подбрюшье бури, и когда этот белый свет замерцал, он увидел, как самые черные из облаков разлетелись на куски, закружились в воздухе, а затем перегруппировались, только чтобы снова собраться вместе.

Это не облако.

Это была огромная стая воронов, вздымающаяся как одна аморфная капля, смерчащаяся с угрозой, когда они танцевали, как будто они были единым сознанием. Их карканью аплодировали раскаты грома, и Бо заржал между колен Бирна, на напряженной шее лошади выступил пот. Затем воздух наполнился электричеством, отчего бакенбарды Бирна встали дыбом, а когда он принюхался к ветру, до него донеслось отвратительное, знакомое зловоние.

Он учуял не только запах Койотов.

Это была смерть.

* * *

Грейс Коулин зажгла фонарь, чтобы разогнать полумрак в комнате, и повернула его до упора, поскольку облака заслонили весь солнечный свет в ложных сумерках. Делия наблюдала из окна, как сотни черных птиц роились по склону горы. Она вспомнила строчку из одного из своих любимых стихотворений.

К птице, чьи огненные глаза теперь прожигали сердцевину моей груди… Пророк! Порождение зла — все равно пророк, будь то птица или дьявол!

Что-то внутри нее сжалось, эта недоброжелательность воронов заставила ее обхватить себя руками. Она отошла от окна.

“Делия?” — спросила Грейс.

Прежде чем она успела ответить, раздался стук в дверь. Каким-то образом Делия догадалась взять в руки свою винтовку.