Тридцать три несчастья. Том 4. Занавес опускается

– Я не очень-то их разглядывал. Несколько книг про войну, кажется, несколько романов. Меня больше интересовал атлас, и я не стал их смотреть, но, помню, подумал – с чего бы родители их спрятали? Потому они, наверное, так и разозлились: увидели атлас на подоконнике и поняли, что их секрет раскрыт.

– А потом ты рассмотрел книги?

– Не успел. Родители перепрятали их в другой тайник, и больше я этих книг не видел.

– Может быть, родители собирались рассказать нам про них позже, когда мы стали бы старше? – предположила Вайолет.

– Возможно. Но мы этого не узнаем. Книги сгорели.

Старшие Бодлеры посидели немножко молча, оглядывая буфет, а потом, не сговариваясь, залезли на деревянный стол, чтобы дотянуться до самых верхних полок. Они увидели небольшую стопку книг на такие скучные темы, как воспитание детей, правильное и неправильное питание, круговорот воды, но когда брат с сестрой сдвинули книги в сторону, то обнаружили то, что искали.

– Элизабет Бишоп[28], – прочла Вайолет, – Чарлз Симич[29], Сэмюэл Тейлор Колридж[30], Франц Райт[31], Дафни Готтлиб[32] – самые разные поэты.

– Ты почитай Томаса Элиота, – Клаус протянул сестре толстый пыльный том, – а я проработаю Льюиса Кэрролла. Лучше поскорее найти подлинные стихи и расшифровать послание.

– А я нашла кое-что еще. – И Вайолет протянула брату мятый бумажный квадратик. – Смотри.

Клаус взглянул. Это была фотография, выцветшая, помутневшая от времени. Четверо людей стояли близко друг к другу, как будто одна семья. В центре располагался крупный мужчина с длинными усами, загнутыми на концах наподобие скобок. Капитан Уиддершинс выглядел на снимке много моложе и гораздо веселее, чем теперь, когда с ним познакомились Бодлеры. Он смеялся и обнимал за плечи соседа, в котором Бодлеры узнали крюкастого, только на снимке у него были две нормальные руки – одну он положил на плечо капитану, а другую вытянул в сторону того, кто фотографировал. Тут он еще не был взрослым, вы бы скорее назвали его юношей. По другую сторону от капитана стояла женщина, и она тоже смеялась, а на руках держала младенца в крошечных треугольных очках.

– Должно быть, это мать Фионы, – сказал Клаус, указывая на смеющуюся женщину.

– Смотри. – И Вайолет показала на стену, на фоне которой снималась семья. – Фотография сделана на борту «Квиквега». Вон край таблички с личной философией капитана – «Тот, кто колеблется, – пропал!».

– А пропала почти вся семья, – тихо произнес Клаус. – Фионина мама умерла. Брат примкнул к труппе Графа Олафа. И кто знает, куда девался отчим.

Клаус отложил снимок, раскрыл записную книжку и перевернул первые страницы, куда он в свое время приклеил другую старую фотографию. На ней тоже запечатлили четверых людей, правда, один отвернулся, так что нельзя было сказать, кто это. Вторым был Жак Сникет, который, как известно, умер. А еще двое – Бодлеры-родители. Клаус хранил снимок с тех пор, как дети нашли его в больнице, и глядел на него каждый день, всматриваясь в лица родителей и читая и перечитывая единственную напечатанную над снимком фразу: «Основываясь на фактах, обсуждаемых на странице девять, – гласила надпись над снимком, – эксперты подозревают, что в пожаре, скорее всего, уцелел один человек, однако местонахождение оставшегося в живых неизвестно». Из-за этой фразы дети довольно долгое время считали, что и в самом деле кто-то из родителей жив, но сейчас они уже почти не верили в это. Вайолет и Клаус переводили взгляд с одной фотографии на другую и представляли себе то время, когда никто из этих людей не пропал и все были счастливы.

Клаус вздохнул и поднял глаза на сестру.

– Может быть, нам не следует сейчас колебаться, – сказал он. – Может, надо спасать капитана, а не читать стихи и рассматривать старые фотографии. Я не хочу потерять Фиону.

– С братом она в безопасности, – успокоила его Вайолет, – я уверена, она присоединится к нам, как только сможет. Сейчас необходимо расшифровать сообщение, иначе мы потеряем все. В нашем случае тот или та, кто колеблется, – пропали.

– А что, если мы расшифруем сообщение до того, как появится Фиона? – спросил Клаус. – Будем мы ее ждать?

– Незачем, – ответила Вайолет. – Мы втроем прекрасно справимся с субмариной. Нужно только починить иллюминаторы – и мы, возможно, сумеем вывести «Квиквег» из «Кармелиты».

– Мы не можем бросить Фиону, – запротестовал Клаус. – Она бы нас не бросила.

– Ты уверен? – отозвалась сестра.

Клаус вздохнул и снова взглянул на снимок.

– Нет, – ответил он. – Приступим к работе.